Книга Зияющие высоты - Александр Зиновьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но я отвлекся. Каковы полномочия собрания? Огромны и ничтожны. Они не выходят за рамки дел и интересов своего учреждения. Причем - мелких. И в духе указаний свыше. Это - та же липа демократии, но с некоторыми реальными последствиями для жизни людей на грошовом уровне. Но во всем, что касается зажима людей творческих и действительно талантливых, они всесильны. Если тебя заклеймит собрание твоего учреждения - конец. А оно всегда заклеймит по своему почину, если не будет сдерживающих указаний свыше. Представьте себе, если у нас кто-то и выбился, то только благодаря защите свыше.
При Заведуне XV было полностью ликвидировано враждебное западное окружение, и на всей Земле установили Ибанск. Все уцелевшие западные города после исправления их идеологических ошибок переименовали и Ибатянски с соответствующими инвентарными номерами. Париж, например, получил номер 031/5634-А. И за то пусть скажет спасибо, так как один английский городишко (не то Лондон, не то Ланден) отменили совсем. Он, видите ли, не захотел расстаться со своей Королевой. Вот вам пример поистине чудовищной реакционности эксплуататорских классов прошлого! На все пошли. Все отдали. Со всем согласились. Портреты повесили. А с Королевой расстаться не захотели. Жалко, говорят. Традиция. Мы с ними сначала по-хорошему. Мол, на что вам Королева. Теперь все королевы. Все равны. Все на голову выше. А они свое. Традиция, говорят. Жалко. Привыкли. Ну, мы им и показали нашинские традиции.
Луна тогда к Ибанску еще не присоединилась. В стороне осталась. Улететь-то туда улетели еще при капитализме. И дом там построили. И кислород запасли. И сад разбили. И козу завели. Обживаться стали. А вернуться не успели. На земле как раз везде установили Ибанск. Науки объединили во Всемирновсеибанскую Академию Наук. И начался такой мощный подъем всех наук, что даже маршрут Заведуна в туалет стали рассчитывать в вычислительном центре, объединившем все вычислительные машины мира. И делали это с очень высокой степенью приближения: Заведун по этим расчетам оправлялся исключительно в радиусе пятидесяти метров от унитаза (сделанного, кстати сказать, из золота), а один раз он чуть было не попал в сам унитаз. Все сараи Ибанска завалили вновь открытыми элементарными частицами и хромосомами. Особенно большими оказались достижения в области космонавтики. Теперь даже Всеибанское Общество Освоения Всей Вселенной Вокруг Земли (ВООВВВЗ) без помощи школьников первого класса не могло бы найти на ибанском небе Луну. Не то, что лететь туда. Лететь туда было уже незачем. Да и не на чем. Не беда, сказал Заведун. Они и без нашей бескорыстной помощи тоже скоро сдохнут. Дышать-то нечем будет, ха-ха-ха. Кто-то сказал Заведуну, что там находится и наш человек. Заведун велел направить туда директиву, пусть берет власть в свои руки. Превосходная идея, сказал Заместитель. Тал они сдохнут еще быстрее.
Делая отчетный доклад на очередном съезде, Заведун сказал следующее. В области внешней политики мы добились самых выдающихся успехов за всю историю Ибанска. Мы ликвидировали внешнюю политику. Теперь мы можем все силы перебросить на внутреннюю политику.
И перебросили.
Губами пробуя вино,
Цежу сквозь зубы заодно
В компании привычной:
Да это ж просто чепуха,
Ну что за истина, ха-ха,
Материя первична!
Но вот пришлося речь держать,
Статью в журнал пришлось толкать
Про изма гениальность.
Цитату нужную достал,
Неоспоримо доказал
Ее фундаментальность.
Зубами щелкая шашлык,
Смеюсь, аж прыгает кадык:
Живем же мы, ибанцы,
Начальство что и что народ,
И без штанов и без свобод,
Ну - прямо голодранцы.
Но вот - доклад наверх писать,
С трибуны надо выступать
Про нашу про житуху.
Мы лучше всех живем, кричу,
И со всего плеча вкачу
Хулителям по уху.
Послабления пришли не сразу. Хотя Хозяин сдох, первое время ничто не изменилось. Даже наоборот. Произошла кратковременная вспышка озверения. Но маятник ибанской истории уже качнулся в сторону либерализма. На первом этапе самые прогрессивные и образованные обществоведы начали ссылаться на имена, ранее не известные в ибанском погромоведении. Они, как и ранее, громили западных прислужников империализма. Но круг громимых социологов и круг громимых идей несколько расширился. На втором этапе этот круг стал еще шире. И появилось новое качество. Громили уже не так грубо и нелепо, как это делали зубры изма предшествующего периода, а более квалифицированно и интеллигентно. Кое-что не громили, а критиковали в чисто академической манере, но достаточно остро. Объективизм, заорали зубры. Но скоро сами вошли во вкус и сменили своих старых референтов и помощников на более молодых, знающих иностранный язык. Надо подходить творчески, заорали зубры. Надо науку развивать и ставить новые проблемы. На третьем этапе стали проскакивать некритикуемые идейки западных социологов. Сначала их протаскивали как идеи, принадлежащие классикам, но искаженные буржуазными горе-мыслителями. Но прогресс делал свое дело. Ссылки на классиков стали сокращаться. И идейки оттуда стали пролезать в идеологически передержанную ибанскую печать в первозданном виде. И даже порой со ссылками на авторов. Некоторые исты вообще перестали ссылаться на классиков, а западных социологов стали называть коллегами. Зубры ибанизма поняли, что пора принимать меры. Но у них не было сил. А те, кто имел силы, еще не доросли до такого уровня, чтобы принимать меры. Они сами еще сдавали экзамены, посмеивались над ибанизмом и зубрами, говорили о прогрессе и сутками жевали устаревшие идеи Запада, выглядевшие в Ибанске как последний крик моды.
На Запад ибанские обществоведы сначала не ездили совсем, потом стали ездить еще реже. В период Растерянности их стали выпускать, предварительно промывая мозги до такой степени, что, кроме самых примитивных догм ибанизма, в них не оставалось ничего. Хотя они выглядели там круглыми дураками, это шло им на пользу. Раз враг ругает, значит хорошо. Враг не любит наши успехи. Если враг хвалит, значит что-то неладно. Боже упаси от похвал врага! И ибанские обществоведы делали все, что в их силах, чтобы враг их не похвалил. И добились в этом выдающихся успехов.
Но времена изменились. Потребовалось ездить на Запад все чаще и не ударять лицом в грязь. Потребовалось даже с Запада пускать к себе и показывать товар лицом. Зубры ибанизма выучили десяток новых слов (группа, поведение, интеграция, стратификация и т.п.), не понимая их смысла, и обросли ловкими мальчиками, знавшими языки, способными болтать на любые модные темы и служившими в Органах. Из них скоро выросли ведущие специалисты, представляющие ибанскую науку на мировой арене. Мальчики позволяли себе такое, что никогда не снилось самим радикальным обществоведам Ибанска. На Ибанск устремилась лавина западной общественной мысли. Началась социологическая лихорадка. Все спешили что-то урвать, не вникая в суть дела и ничего не переваривая толком. На основе отвратительного профессионального образования, отборной глупости и пошлости, полной безнравственности, карьеризма, стяжательства и т.п. западная социальная мысль приняла чудовищные ибанские формы. Тот, кто всерьез займется изучением социологической литературы Ибанска этого периода, будет потрясен открывшейся ему картиной интеллектуального маразма. Стало для всех очевидно, что социологию следует разрешить в официально установленном виде и под эгидой ибанизма. Так и сделали.
