Книга Тропа барса - Петр Катериничев

Дыхание его было мерным и спокойным. Зрачки двигались под сомкнутыми ресницами:

Маэстро тоже видел сон. Но он не был таким жутким, как у нее: лицо было спокойным и безмятежным.

Девушка замерла. Стекла автомобиля совершенно запотели, она не могла понять, где они находятся. За окном было светло, но свет этот был холодный и зябкий, словно светило не солнце, а бело-голубая звезда, плавающая в мерцающем тумане…

Аля тихонько перевела дыхание. Бежать? Куда? И — зачем? Чтобы потом всю жизнь замирать от страха, чтобы ледяной сон повторялся из ночи в ночь, из года в год?..

Тем не менее она тихонько двинула замок дверцы. Та открылась, без лязга, словно петли были смазаны маслом. Аля, стараясь не шуметь, стала медленно пододвигаться по сиденью к дверце. Перед собой, в узком треугольнике приоткрытой дверцы, она видела только край снега.

Теперь просунуть ногу и стать туда… Потом проскользнуть самой; дверцу не запирать, чтобы Маэстро…

— Разве тебе неинтересно со мной? — Голос Маэстро был насмешлив и бодр.

Аля обессиленно застыла на сиденье.

— Ты хочешь уйти? — спросил он.

— Ничего я уже больше не хочу. Ни-че-го.

— А вот это плохо.

— Где мы?

— На море.

— На море?

— Мы ехали всю ночь.

— А разве тогда было не утро? — Весь прошедший день мы спали. В машине.

— Я тоже?

— Да.

— Я… Я не помню ничего, кроме… бреда. Что со мной было?

— Нервы, — пожал плечами Маэстро. — Я вколол тебе успокаивающее, и ты проспала почти двадцать часов.

— Это был не сон.

Маэстро усмехнулся, пожал плечами:

— Кто из людей столь прозорлив, чтобы отличать сон от яви, а смысл от бреда?..

— Прекратите! Прекратите!

— Что именно?

— Нести постоянный вздор! Вы… Вы душевнобольной!

— Пожалуй. Как все мы. У кого не болит душа, тот мертв.

Аля беспомощно откинулась на сиденье.

— Что тебя беспокоит, куколка?

— Я не куколка, я — живая.

— А ты уверена?..

— Да! Вы… что вы за человек? Вы словно играете свою жизнь… Как на сцене! Вам от этого не тошно? Ведь жизнь не пьеса…

— Разве?.. Ах, милая девушка… Вы и не представляете себе, в какую точку вы попали… Действительно, все слишком похоже… Вы скажете, что в литературном произведении, скажем у Пушкина, Шекспира или иного великого маэстро, все слишком организованно?.. А жизнь — полна случайностей и недоразумений? Ничего, вы слышите, ничего в ней нет случайного! Ни наша встреча с вами, ни ваша встреча с Гончаровым…

— При чем здесь…

— Жизнь — действительно пьеса. И автор ни одной ремарки не написал зря! И если кто-то не понимает смысла действа… Ну что ж… Не всем быть героями-любовниками, в театре нужна и массовка… С одной только разницей: каждый сам выбирает, какую роль играть.

— Да? Я свою — не выбирала.

— Это только кажется. Мы сами прописываем и сценарий, и действо… Ты понимаешь, девочка, в любом литературном произведении есть уровни… — Маэстро заговорил вдруг спокойным, хорошо поставленным голосом, будто лекцию читал:

— Первый — это уровень сюжета; он отвечает на вопрос: что происходит? Или — «про что кино».

Второй уровень — уровень темы. Он говорит нам, что есть жизнь и что в ней чего стоит… А третий… Третий — уровень сущего… Его можно только почувствовать.

Он сметает первые два, они не важны, потому что все было до нас, все будет после… И это не важно… А важно только то, что останется после нас и останется ли хоть что-то… Уровень сущего… Как жаль… Как жаль, что люди не любят Шекспира… Они и продолжают жить просто так…

Мы живем просто так.

Среди старых долгов.

Не тревожит ни мрак, ни знакомость шагов.

Мы живем просто так.

Среди окон чужих. Не печатаем шаг, никуда не спешим.

Мы живем просто так, по привычке живем.

Ставни кроем под лак, чтобы выглядел дом.

Мы живем просто так.

Дела попросту нет До горячности драк, до азарта побед…

Мы живем просто так.

По-серьезному, всыть.

Не до конных атак.

Время есть. Время пить.

Едят и пьют… Забывая, что времени у них очень немного… Однако успевают ненавидеть! И еще — завидуют, негодуют, разбрызгивают слюну, убивают, жуют, жуют, жуют… И ты хочешь, чтобы я относился к этим животным по-человечески?..

Да, они не могут быть душевнобольными: у них нет души! Это люди… другого спряжения! Помнишь школьную считалочку? Как там? "Ко второму же спряженью отнесем мы без сомненья… Смотреть, обидеть, слышать, видеть, ненавидеть…

Гнать, дышать, вертеть, и зависеть, и терпеть… Зависеть и терпеть…" Вот их удел… А я не могу зависеть… Ни от кого и ни от чего… Кроме… — Маэстро перевел дыхание, закончил:

— Кроме смерти.

Он чиркнул спичкой, прикуривая.

— Большинство людей в театре, именуемом жизнью, видит лишь цепь глупых, случайных событий, смысла которых они не понимают, потому что не желают понимать!.. Им так спокойней. Им так надежней. Им так проще. Всего лишь уровень сюжета… — Маэстро вздохнул тяжело. — У людей не хватает отваги признать, что жизнь конечна… У людей не хватает мужества признать, что душа бессмертна… Но не у всех. Только у тех, у кого она есть.

Он замолчал, грустно и скорбно. Потом добавил:

— К сожалению, я плохо понимаю людей. Их хорошо понимает Лир. Именно поэтому король он, а не я.

Аля старалась дышать вполвздоха. То, что этот человек — сумасшедший, очевидно.

Но… Как отыскать грань между безумием и гениальностью? Как ни странно, он стал ей понятнее: как-никак больше трех месяцев она провела в «доме скорби» и научилась не бояться психов только потому, что они не вполне нормальны. Этот — агрессивен. Но только в определенных ситуациях… И еще… Кажется, он не склонен к сексуальному насилию. Хотя об этом судить рано.

Девушка протерла стекло. Их автомобиль стоял на высоком холме. Действительно, недалеко, метрах в ста, покойно дышало море. Издалека, в утренней дымке, оно было серым и маслянистым, словно разлившаяся ртуть. Ветра не было.

— Хочешь кофе? — вдруг совершенно буднично предложил Маэстро, словно они сидели где-нибудь в хорошем ресторане, где к их услугам вышколенные официанты и невозмутимый мэтр, а не у черта на куличках.

— Хочу.

— Это уже лучше.

Маэстро закрепил в штативах специальный кипятильник, работавший от автомобильного аккумулятора. Вода закипела через минуту. Мужчина достал чашки, несколько бутербродов, сахар в дорожных, по два кусочка, пакетиках.