Книга И телом, и душой - Екатерина Владимирова

— Как ты узнал?… — с придыханием спросила Лена, ощущая, как стучит ее сердце.

— Я делал то же самое… — признался он шепотом, откровенно, а потом: — Мне жаль, что я сейчас не могу быть рядом с тобой…

Что-то нестерпимо сдавило грудь, Лена приподнялась на подушках.

— Максим, пожалуйста…

— Я не настаиваю!.. — быстро заявил он. — Просто… все так непривычно, нелепо, и неуютно. Меня родители к себе пригласили на Новый год. А я… с тобой хочу побыть. Это первый Новый год без тебя, — сказал он тихо, а потом без паузы: — Хочешь подарок?…

— Хочу, — заявила она вдруг.

— Подойди к окну.

— Что там? — с интересом и любопытством она приподнялась.

— Подойди, — настойчиво повторил Максим.

И Лена подчинилась. Медленно поднялась, подошла к окну и… застыла. Укутанная шалью из снега, зима, будто улыбалась. Все сверкало, светилось, искрилось на солнце, играясь бриллиантами из снежинок.

— Видишь?… — услышала она его голос. Она видела!.. — Эта зима для тебя, — прошептал Максим интимно. — Ты видишь это? — проговорил он с нежностью. — Чувствуешь… это?

Она чувствовала. Да! Связь… Ниточка, не порванная, не обожженная, настоящая. Будто он здесь. Рядом с ней. Она чувствовала его, ощущала кожей, слышала, видела, хранила в сердце и никогда не забывала!..

Коснувшись пальцами морозного стекла, она прислонилась к нему горячим лбом. Сердце затрепетало и приподнялось, задрожало где-то в горле и сорвалось с губ прерывистым вздохом. Слезы коснулись глаз.

Он рядом с ней. Он рядом. Он с ней. Она не одна…

— С Новым годом, моя милая, — проговорил Максим с нежностью.

И счастливее Нового года не было ни у одного из них.

Они словно заново узнавали друг друга. День за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем…

Как странно, ты вроде бы знаешь этого человека, все о нем знаешь, абсолютно все. Но вот сейчас вдруг понимаешь… нет, ты ничего, совершенно ничего о нем не знаешь! Открываешь что-то новое, необычное, то, о чем ранее даже спросить постеснялся бы. А сейчас — это норма, это данность, это нормальность.

И познавать этого знакомого незнакомца заново, оказывается, так… интересно, так трепетно. И вот ты уже ждешь нового дня, нового телефонного звонка, нового разговора. С трепетом, благоговением, нежностью. Это становится почти потребностью.

И ты понимаешь — здесь ты настоящий, и она — тоже настоящая. Нет лжи, фальши, обид и негодований, недоговоренности или спешки. Ты уже не боишься совершить ошибку. Потому что понимаешь, что нужно сказать, когда, как. И кажется, что вот сейчас, здесь, с тобой — он настоящий, такой, каким он должен быть, но каким не был раньше. А причин было много, и обсуждать их не имело смысла. А сейчас становится просто неуместным.

Один месяц сменяет другой так стремительно, так хаотично, так нежданно, а ты не считаешь, ты уже потерял счет дням и числам. Другое для тебя сейчас важно. А остальное — пустое.

Все кажется таким ярким, озаренным, светлым, будто бы дарованным свыше. Живым и настоящим. И, кажется, что менять ничего не нужно, все правильно, все так, как и должно быть. Закономерно и верно.

Но вдруг, в начале марта… на его стол падает листок с указанием ее адреса и местоположения.

Он нашел ее. Воркутов ее нашел. Он нашел Лену. Максим теперь знает, где она находится!..

Он уже и не надеялся. Когда Воркутов вычислил номера, с которых звонила Лена, у него появился шанс, пусть маленький, но шанс. Оказалось, что с помощью номеров они определили лишь, что симкарты была куплены одна во Владимирской, а другая в Калужской областях, а откуда был произведен звонок, установить так и не удалось. Но Воркутов продолжал поиски. До этого самого… заветного числа.

И теперь что-то давит изнутри, будто сердце рвется, желая что-то сказать. Не позволь себе разрушить то, что было построено всего несколько месяцев назад, неокрепшее, хрупкое, ранимое, боязливое! Не рань!

Маленькая деревушка, затерявшаяся в Калужской области. Он даже не запомнил ее названия. Лишь одна мысль билась в нем надорванными струнами души — она здесь, она рядом, ему остается лишь протянуть к ней руку, и он ощутит… шелковистость кожи, запах волос, дрожь тела.

Ему остается сделать лишь пару шагов ей навстречу! Вот она… уже так близко. Рядом с ним.

И он не должен упустить свой шанс!..

Он гнал автомобиль на не допустимой скорости, но ему было плевать на все. В сердце расцвело что-то большое и светлое, накалился до предела красный огненный шар, готовый вот-вот взорваться в нем и ослепить своим сиянием. Как это непривычно, как это странно, как это… приятно, — чувствовать себя по-настоящему счастливым! И, кажется, что ничего в жизни тебе уже не надо. Все у тебя есть. Она есть, а значит, есть уже и целый мир.

При въезде в деревню пришлось сбавить скорость, потому что дороги здесь практически не было. Но он смиренно терпел бездорожье, и старенькие домишки с пологими крышами, и поросшие многочисленными кустарниками обочины, и даже разглядывающих его местных жителей. Он рвался к ней. Он стремился. Он бежал. Он ждал встречи, он жаждал ее. Он был в нетерпении и предвкушении.

Она, конечно же, будет его ругать. Скажет, что она еще не готова, будет отказываться, упираться, даже упрямиться… Как чудно, раньше подобное проявление упрямства с ее стороны, его разозлило бы, а теперь… оно ему даже нравилось. Что-то в нем было особенное, чистое, детское и непосредственное, только ее. И он любил в ней проявление этого упрямства, ее умение быть собой. Он ждал этого. Но сейчас, он знал, что не станет слушать. Он просто соберет ее вещи и…

И что? Посадит в машину, запихнет на сиденье насильно?! И чего добьется этим? Только новой волны разочарования и обиды с ее стороны. Он снова причинит ей боль, а ведь он обещал… себе обещал, ей обещал, что больше никогда, ни за что… А сейчас что же? Обманет? Плюнет на свое обещание, в конце концов, сколько он уже их не исполнил?!

Максим резко ударил по тормозам. Машина замерла на месте, будто приросшая к земле.

Нельзя так. Он не может. Он не может снова предать ее доверие, унизиться до того, чтобы обмануть ее, предать — опять. Это низко, подло, недостойно. Она не достойна того, что он поступал с ней так! После того, что случилось, она заслужила право на то, чтобы выбирать кто, где, когда, с кем… Она должна решать, а не он должен решать за нее! Это неправильно, это опять возврат к прошлому, в прошлое. Но туда хода уже нет и быть не должно. Там больно, так холодно, так бездушно и одиноко. Так пустота.

Максим откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза, сжимая ладони в кулаки.

Как же он хотел обнять ее! Как ему страстно хотелось заключить ее в объятья, прижать к себе, туда, где отчаянно и нестерпимо больно билось сердце в грудь. Может быть, она его услышит, этот стук? И поймет, как он страдал без нее?… Он жаждал сейчас быть с ней. Он желал увидеть, как в ней зреет их малыш. Разве это преступление? Разве он предлагает что-то нереальное, недейственное, непомерное и невообразимое?!