Книга Сто голосов - Скотт Макконнелл

Мне запомнился один разговор. Она говорила о себе, самым бесстрастным образом оценивая собственную реакцию и шансы на выход из депрессии. Наверно, она понимала, что не способна предсказать в точности свое поведение, однако не испытывала особенного оптимизма в отношении своего эмоционального состояния. Она понимала, что находится в глубоком унынии. И не видела особых возможностей справиться с собой, да и не считала борьбу необходимой. Она знала, что отныне ее жизни поставлен предел. И похоже, не собиралась бороться с этим.

Вы присутствовали на праздновании пятидесятой годовщины брака O’Конноров?

Оно происходило в их квартире. Произносились речи. Выставлены были игрушечные звери. Играла легкая музыка. Одна из песенок напомнила мне кейкуок[324], я начала танцевать этот танец, и ей понравилось это. Она захотела понять, как его танцуют. Уже не помню, пыталась она танцевать или нет. Все присутствующие встали и образовали цепочку, в которой прошлись по всей гостиной. Подобные веселые мелочи всегда доставляли ей колоссальное удовольствие. Леонард говорил, что учился у Айн, что она воспитывала его. И, конечно же, все воздавали должное браку Айн и Фрэнка. Кто-то немного рассказывал об истории их брака и даже об их знакомстве. Присутствовал Алан Гринспен. Кажется, была и Элоис.

Расскажите мне об Элоис.

Она была очень выдержанной леди. Я считала Элоис редкой красавицей; она была похожа на Лину Хоум. Она держалась самым изысканным образом и обладала потрясающим чувством собственного достоинства. Они с Айн прекрасно ладили между собой. Элоис для Айн, безусловно, была более чем прислугой. Помню, как однажды они вместе по какой-то причине стояли на кухне и выглядели скорее подругами, чем хозяйкой и служанкой. Если бы кто-то спросил вас о том, кто из них хозяйка и кто прислуга, вы, конечно, могли сделать правильный выбор, однако обеих соединяло взаимное уважение; Элоис принадлежала к тем людям, которые требовали к себе уважения. Еще она была из тех людей, о которых можно сказать, что они обладают твердой как камень сердцевиной. Никто не мог смутить Элоис упоминанием о том, какое место она занимает.

Беседовали ли вы с ней о том, какие актеры могут сыграть в Атланте?

В качестве Франсиско она предлагала Ганса Гудегаста. Вне зависимости от возраста в качестве кандидатуры на роль Дагни всплывало имя Лорен Бэколл[325], предлагалась также Фарра Фосетт. Мисс Рэнд говорила, что ей нравится Фарра Фосетт, отчасти потому, что уголки рта Фосетт смотрели вниз, что нравилось Айн. Мы говорили также о том, что Спенсер Трейси[326] был бы очень хорош в роли Мидаса Маллигана.

Сохранились ли у вас книги или письма мисс Рэнд?

У меня остались от нее три памятки. Во-первых, маленькая бутылочка духов производства британской парфюмерной фирмы Floris с мягким цветочным ароматом, может быть, гардении. Потом листок из ее календаря с перечнем дел. Среди ее памяток я наиболее ценю три акварели, нарисованные ее сестрой Норой, которые Айн привезла собой в чемодане из России, когда прибыла в США. Они были сложены; должно быть, Айн пришлось сложить их, чтобы уложить в чемодан. Это театральные карикатуры — остроумные и веселые. Теперь они вставлены в рамки и висят в моей квартире.

Кен Маккензи

Кен Маккензи посещал лекции Рэнд, получал магнитофонные курсы Объективиста и работал на Капитолийском холме. Мистер Маккензи скончался в 2002 году.

Дата интервью: 20 декабря 1999 года.

Скотт Макконнелл: Вы встречались с мисс Рэнд?

Кен Маккензи: В 1973 и 1974 годах я работал на Капитолийском холме в качестве консультанта по законодательству. Конгрессмен Фил Крейн, настроенный в пользу свободного рынка, предложил билль, легализующий владение золотом, забаллотированный Конгрессом. Этот закон предлагался в качестве поправки к какому-то другому закону, и такие консультанты, как я, пытались протолкнуть его. Я решил, что будет уместно поместить в Конгрешнл рекорд статью Алана Гринспена о золоте и экономической свободе, которая была опубликована в журнал Объективист[327]. Поэтому я написал к ней небольшое предисловие, однако следовало еще и получить разрешение, поэтому я позвонил в фирму «Таунсенд-Гринспен» в Нью-Джерси и переговорил с Аланом Гринспеном. Он сам подошел к телефону и сказал: «Ах, этот пустячок? O, это будет недурно». Но порекомендовал связаться с Нью-Йорком.

Я позвонил в Нью-Йорк, в Объективист, и поговорил с Барбарой Вейсс, исполнявшей там обязанности администратора и посоветовавшей мне написать письмо с просьбой об одобрении и приложить к нему копию своего предисловия. Я объяснил ей, что закон может выйти даже сегодня. Тогда она сказала: «В таком случае подождите минутку». А потом возвращается и говорит: «Хорошо, мисс Рэнд сейчас поговорит с вами».

Я был буквально ошарашен, потому что не думал, что застану ее там, да еще она подойдет к телефону. Тогда я постарался принять самую многозначительную интонацию и сказал что-то вроде: «Боже, это и в самом деле вы?» Она ответила: «Да, это я». После чего я спросил: «Вы хотите, чтобы я прочел введение?» — «Да, читайте», — ответила она. Что я и сделал.

Она слушала очень внимательно и два или три раза проговорила: «О, да-да, хорошо-хорошо». Когда я закончил, она сказала: «О’кей», и я спросил: «Значит, все в порядке?» — «O да, все хорошо, действуйте». Она держалась очень по-деловому, но не стала сразу прощаться, так что я немного поговорил с ней о слушании и Алане.

Гринспен был назначен председателем Совета экономических советников. Я сказал, что отошлю ему экземпляр материалов слушания, и она выразила благодарность. Словом, мы поговорили не более минуты, и она положила трубку. Для меня было интересно — а я был для нее полным незнакомцем, и это был деловой разговор, — что она держалась очень приветливо. И поддержала меня. Я вернулся домой сияя и сказал своей жене: «Попробуй, догадайся, с кем я говорил сегодня».

Поправка была предложена, принята, и через год-другой владение золотом было легализовано, a статья мистера Гринспена была напечатана в Рекорд.