Книга Боль - Ольга Богуславская

Гусейнов спросил меня: нас тут забыли?

О вас никогда и не помнили.

* * *

Стою я у этой двери, на которой висит табличка "Осужденный Бирюков Александр Викторович, 1971 год рождения", смотрю в окошко на тень человека, бывшего некогда Сашей Бирюковым, и думаю. О чем? Вот вернусь в Москву, поеду в военный суд Московского округа ПВО, найду там полковника юстиции Ракова и спрошу его: мама ли вас родила, полковник? Знаете ли, какой грех взяли на душу, подписав приговор Бирюкову?

3 августа 1991 года, находясь в составе бодрствующей смены караула, Бирюков застрелил офицера Пономарева. Взял пистолет с двумя магазинами, выехал из части на КрАЗе, который вскоре бросил на обочине дороги, и пошел куда глаза глядят. Через несколько часов Бирюков был задержан. До демобилизации ему оставалось чуть меньше 4 месяцев.

Оказалось, что Пономарев, с которым Бирюков некогда был в хороших отношениях, настойчиво предлагал совершить с ним акт мужеложства. Настойчивость его перешла все мыслимые границы, и Бирюков сорвался.

Он сказал: не было бы оружия, я бы его кулаком ударил.

Приговор написан так искусно, что, читая его, нельзя понять, сколько человек убил Бирюков и за что. Так же, как невозможно понять, интересовало ли кого-нибудь в трибунале, кто он такой, этот Бирюков, как жил до рокового выстрела. Не мог, ну не мог приговорить его суд к смертной казни за этот выстрел. Нет, мог, конечно, но чего-то не хватает. Кроме статьи в УК недостает мотива. А он простой: бей этого, чтобы другие боялись. То есть приговор, по мысли суда, должен носить назидательный характер. Другие испугаются и так делать не будут.

Немыслимо.

Слева в камере - человек, который убил ребенка. Справа - любитель денег.

Помочь Бирюкову просили меня все сотрудники колонии.

Ленинградский режиссер-документалист Александр Гутман снял о нем фильм. Называется "Три дня и больше никогда". К Бирюкову на свидание приехала мать из Саратова. Они увиделись впервые после того, как он ушел служить. Фильм - про это свидание. Гутман привез его в колонию. Я сидела в зале и смотрела, как люди плакали.

А я видела его не в кино, а в камере. От человека остались одни глаза. Там, в фильме, мать ему: представь себе, что ты монах. Ведь они пришли сюда, сынок, сами. Слезы капают на стол. А вам, полковник, этого не видно, правда?

И сын ей отвечает: монахов в аду не бывает...