Книга Соль земли - Георгий Марков

– Боже мой, до чего же мы богаты, сколько ещё у нас нетронутых сокровищ! – обводя всех взглядом сияющих глаз, воскликнул Артём.

Чернышёв подхватил слова Артёма:

– Нетронутых сокровищ у нас ещё столько, что дух захватывает. И всё же бездонные сундуки бывают только в сказках. Вопрос стоит так: можно на этих сокровищах ещё больше разбогатеть, а можно все сокровища пустить на ветер.

– Этого никто не позволит! – отрубил Череванов.

– А ты потерпи со своими возгласами, Павлыч, любишь ты резолюции выносить. – Артём погрозил Череванову карандашом.

– Чтобы на этих сокровищах разбогатеть, надо с большим умом произвести планировку лесов, – продолжал Чернышёв. – Тут вначале семь раз отмерь, а потом уже отрезай. Чтобы планировка была правильной, необходимо иметь зоны. К примеру, зона лесопорубок, зона запретных, или заповедных, лесов, зона кедропромысловых лесов, зона для раскорчёвки и увеличения пахотных площадей, зона восстановления лесов и расширения площадей леса. Без этого Улуюлье можно погубить.

– Этот принцип, товарищ Чернышёв, и теперь действует, – заметил Артём.

– Действует, но не всегда. Часто зона определяется без обоснования или же обоснование даётся сегодняшнее, без загляда в завтрашний день.

– А как ты размещаешь эти зоны? Ну-ка, расскажи нам!

Беседа с Чернышёвым всё больше увлекала Артёма.

– По схеме, которую я разработал, зоны по Улуюлью размещаются таким образом: всё правобережье верхнего течения Таёжной, включая Заболотную тайгу, – лесопорубки, подсочка, добыча живицы. Левобережье, или, точнее, Весёлая тайга, – кедропромысловая зона. Синеозёрская тайга и часть Мареевской тайги – запретные, заповедные леса. Уваровская тайга – зона увеличения пахотных площадей.

– А куда ты относишь затаёжные болота? Бросовые земли? Там же миллионы гектаров!

– Нет, Артём Матвеич, затаёжные болота не бросовая земля. Бросаться такими кусками нельзя. Я думаю, когда страна наша оправится от войны и появится у нас побольше техники, мы болота осушим, спустим их воды в реки и получим условия для расширения площадей под лесом. Была у меня мысль заселить эти площади кедром. Грунты там подходящие.

– Ну и мечтатель же ты, Чернышёв! – не то с осуждением, не то с похвалой воскликнул Череванов.

Все добродушно засмеялись.

– Мечтай, товарищ Чернышёв, мечтай! Живём мы в век мечтателей! – энергично пристукнув ладонью по столу, сказал Артём, вспомнив, что именно этими словами Максим в свой приезд весной охарактеризовал Чернышёва и Краюхина.

Восклицание Череванова и смешок слушателей смутили Чернышёва.

– Сорок годов я о лесах думаю, – попытался объяснить своё пристрастие к лесу Чернышёв.

О многом он мог бы рассказать сейчас, но стоит ли говорить о собственной жизни?.. Чернышёв умолк, опустив голову. Вспомнился один случай: он идёт вместе со старшим сыном Сеней по широкой поляне, поросшей густым подлеском. У сынишки в руках таликовый прут. То и дело он со свистом опускает прут на макушки молодняка, и они падают, словно от сабельного удара. «За что же ты их, сынка, так нещадно сечёшь? Ведь они живые, им больно!» – говорит он сыну. Сынишка опускает прут, и вдруг раздаётся плач: «Тятюшка, я никогда-никогда не трону больше ни одного деревца, буду беречь их, как ты». И сын сдержал слово. Он работал вместе с отцом, пока не вырос, не ушёл на войну… А теперь его нет. Пал смертью храбрых. И он, отец, должен теперь работать в лесах за двоих. Не рассказать ли райкому об этом? «Нет, не надо, а то ещё расчувствуюсь, расплачусь, стыдно будет», – решил Чернышёв. Он снова вытер лоб платком, понимая, что молчание его затянулось, торопливо сказал:

– Каждой зоне я даю обоснование. Есть у меня труд, в котором приводятся экономические, географические, лесотехнические и даже исторические доказательства этих зон.

– Прости, товарищ Чернышёв, что перебиваю. Этот труд, товарищи, как сообщила мне сестра, имеет научную ценность и будет напечатан в сборнике Улуюльской комплексной экспедиции, – сообщил Артём.

– Вот это да! Вот какие объездчики есть в Притаёжном районе! – на этот раз с искренним восторгом воскликнул Череванов.

И снова все рассмеялись. Чернышёв тоже смеялся. Артём безуспешно стучал карандашом.

– А как ты смотришь, товарищ Чернышёв, на обмер Синеозёрской тайги, который сейчас производится? – спросил Артём, когда в кабинете наступила тишина.

– Обмер сам по себе не страшен, но если будут там развёрнуты леспромхозы, это нанесёт ущерб Улуюлью. Вот вам пример, когда обоснование даётся поверхностно, без учёта интересов других отраслей хозяйства.

– Слушай, Череванов, слушай, как люди о Синеозёрской тайге отзываются. Это тебе пригодится для разговора в облисполкоме, – сказал Артём.

Обмер Синеозёрской тайги вызывал протест населения. Притаёжный райисполком принял решение, в котором просил облисполком приостановить выполнение своего постановления. Череванову поручалось выехать в Высокоярск и поставить этот вопрос в облисполкоме. Об этом-то и напоминал Артём.

– Теперь скажу о хозяйственных формах использования лесных богатств Улуюлья, – продолжал Чернышёв, раскладывая перед собой бумаги. – Считаю, что леспромхоз как форма хозяйства вполне разумная организация. Своё назначение давать лес для промышленности, для народного хозяйства эта организация оправдывает. Лесхоз как хозяйственная форма сбережения леса, наблюдения за разумным его использованием также себя оправдывает…

– А что, по-твоему, у леспромхозов и лесхозов нету недостатков? – спросил нетерпеливый Череванов.

– Недостатки есть, и большие недостатки, но это вопрос их практической работы. Я его сейчас не касаюсь.

– Категорическим образом ещё раз прошу не перебивать товарища Чернышёва, – сказал Артём, кинув на Череванова откровенно сердитый взгляд.

– Но леспромхоз и лесхоз не в состоянии исчерпать всех полезных возможностей наших лесов, – продолжал Чернышёв, – Остаются обойдёнными, не включёнными по-настоящему в систему народного хозяйства все промысловые отрасли. Охотничьи бригады колхозов не могут освоить всего, что даёт природа. С одной стороны, потому, что их мало и они малочисленны, а с другой – потому, что они не имеют техники, не могут вести дело с размахом… Какую же хозяйственную форму можно предположить, которая будет наиболее универсальной в деле промысловых отраслей хозяйства? – спросил Чернышёв и сам же ответил: – Кедропром!

– Кедропром? Кедровый промысел? Ну-ка, расшифруй, товарищ Чернышёв! – воскликнул Артём, забыв о своём категорическом требовании не перебивать докладчика.

– Оговорюсь сразу: название «кедропром» не мной придумано. Ещё в первые годы Советской власти Владимир Ильич Ленин подписал декрет о создании кедропрома. Кедропрому было поручено производить заготовку кедровых орехов и их переработку. В условиях голода и послевоенной разрухи это имело большое значение.