Книга Леди-послушница - Симона Вилар

Генриху пришлось подчиниться требованиям своего любимца.

— И чего я тебя слушаюсь? — ворчал он, когда Артур рывком вынудил его подняться и стал отвязывать шпоры. — Я устал, и мне не привыкать к подобным боевым ночевкам. И все, что мне сейчас нужно, — это кружка пенного пива и благословение. Слышь, валлиец… или кто ты там. Я сказал — пиво. Приучили меня все же пить эту саксонскую бурду.

— Будет вам и пиво, и холодная ветчина, и жареный цыпленок. Все как полагается, но прежде приведите себя в порядок.

— Ну прямо заботливая нянька, — вздохнул Генрих, поднимая руки, чтобы Артур смог стащить с него кольчугу. — Моя мать была бы довольна, что подле меня есть человек, не позволяющий опуститься до уровня простого солдафона — как она порой меня называет. И при этом уверена, что однажды я надену корону Англии.

— Аминь. А сейчас давайте ополоснем руки перед трапезой, как прилично усталому претенденту на трон, — Артур дружелюбно похлопал Генриха по плечу.

Да, наследник императрицы Матильды сейчас смотрелся странно: он как-то косолапо стоял в длинной стеганой подкольчужнице, его давно не мытые побуревшие волосы торчали в разные стороны, будто у лесного духа Пака[103], а еще мальчишеское лицо казалось темным и усталым, словно постаревшим. Да и в целом Генрих выглядел куда старше своего возраста. Это будило в душе Артура чувство жалости к нему — столько взвалить на свои юные плечи… однако это довольно сильные плечи. Когда они упражнялись на мечах, Артуру не единожды довелось почувствовать мощь этих рук. И все же у него оставалось ощущение, будто он старше Плантагенета и должен заботиться о нем.

Разоблачив и обмыв Генриха, он подал поднос с едой и пивом и почти с умилением смотрел, как тот ест, между делом то продолжая строить планы завтрашнего наступления, то вспоминая мать-императрицу, то опять разворачивая карту и внимательно ее рассматривая.

В какой-то момент Плантагенет поднял глаза на стоявшего у откинутого полога Артура, который втирал в зубы смесь для чистки из мела и мяты.

— Как у тебя хватает сил, чтобы еще заниматься собой? Ну прямо изысканная леди из теплой башенки с камином.

Артур прополоскал рот и вернулся к принцу.

— Я воспитывался в монастыре, а монахи имеют привычку следить за собой. Так что для меня это стало каждодневным ритуалом. Вам тоже приготовить порошок и полоскание? Знаете, свежее дыхание и здоровые зубы — это совсем неплохо. И дамам нравится.

— Хватит одной зубочистки. Ну ладно, ладно, — буркнул он, видя, что Артур уже готовит для него чистящий мел с мятой. — Наверное, ты прав, и я могу оказать тебе такую милость.

— Себе, — уточнил Артур.

Позже, когда Генрих выплеснул остатки полоскания наружу, они какое-то время стояли рядом и слушали гул военного лагеря: где-то звенела походная кузня — чинилось снаряжение перед боем, у костров виднелись силуэты солдат, кутающихся от ветра в плащи. Над головой нависало тяжелое небо, затянутое темно-серыми с синеватым отливом тучами, и лишь там, где вдали раскинулось море, еще реяла неширокая багряно-розовая полоска, маленькая и робкая. Если примета верна, завтра день будет ясный.

Они обратили на это внимание: погожий день подойдет как для причаливания судов из Кента, так и для штурма Бридпорта. Сам город уже исчезал в синеватой мгле сумерек и выглядел просто скопищем кривых линий и зигзагов.

— Они не долго продержатся, — негромко и уверенно произнес Генрих.

И вдруг его как прорвало: он стал говорить, что не ожидал такой длительной войны, ведь все начиналось так красиво и пышно. Когда его принимали в Шотландии, то собирали войска, и за ним ехали сотни копейщиков с развевающимися стягами. Императрица Матильда уверяла сына, что он законный наследник короны Англии, и он считал, что и многие думают так же. А вышло, что он увяз в этой бесконечной сырой и грязной войне, устал и не получает вестей из дома.

— Может, дело в том, что не всякий корабль в состоянии привезти вам послание с континента?

Генрих задумчиво теребил шнуровку на рукаве стеганого подкольчужного камзола.

— Мне нужны эти вести, я ведь отправлял гонцов. Мать могла бы понять, что значит не получать вестей из Анжу, когда нужны силы и поддержка. Мой отец всегда равнодушно относился к ее войне с англичанами, куда больше его волновала Нормандия, на которую он получил право благодаря браку с матушкой. И он добился там куда большего, чем она в Англии. Нормандия теперь уже принадлежит Плантагенетам, и мы принесли за нее омаж королю Людовику[104]. Стефан давно махнул на нее рукой, но упорно не желает смириться, что однажды и Англию потеряет. И тогда, как прямой потомок Генриха Боклерка, я возложу на себя английскую корону. Совсем неплохо, как думаешь? Корона графства Анжу, герцогская нормандская корона, да еще и английский венец.

Он немного помолчал и тихо добавил:

— Возможно, тогда она увидит во мне не только неуклюжего мальчишку.

Артур чуть улыбнулся в сумраке. Он знал, о ком говорит Генрих. И чтобы сделать ему приятное, попросил:

— Расскажите, какова она, французская королева Элеонора.

О ее величестве Элеоноре Аквитанской Генрих мог говорить, как истинный трубадур. Она самая прекрасная леди из всех, кого он когда-либо знал. Она грациозна, она хороша лицом и телом, у нее самые дивные зеленые глаза, настоящие изумруды. Она законодательница мод и обычаев. И надо же, ей достался в мужья такой полумонах, как Людовик. И все же Элеонора сумела привить его двору самые изысканные манеры, она любит турниры и охоты, в коих сама неизменно принимает участие. Многих смущает смелое поведение королевы, но еще больше людей ей подражают и сильнее стремятся добиться ее благосклонности, чем милости ее супруга. А ныне она в Святой земле, сама возглавляет свои отряды, и Генрих уверен, что она в крестовом походе прославится более Людовика. Ибо вести из Святой земли не указывают, чтобы Людовику сопутствовала удача, а вот о приключениях королевы говорят неустанно. Даже о ее якобы внезапной любви к Раймонду, графу Триполи. Но Генрих скорее готов поверить в то, что это граф Раймонд потерял голову от прекрасной французской королевы. Ибо она такая, что из-за нее любой забудет сон и покой.

— Как вы? — усмехнулся Артур.

— В этом нет ничего смешного! — обиделся Генрих.

— Но я еще не забыл, как вы бросали все дела из-за золотистых глаз некой Ависы из Глочестера.

Генрих молчал, но Артур понял, что он улыбается в темноте. Это же чувствовалось по его голосу.