Книга Анж Питу - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но я буду работать, и моя работа будет давать прибыль, вы же видите, мадмуазель Катрин, что получается порочный круг.
– Как вы сказали? – переспросила Катрин, которая не понимала пышных фраз Питу. – Что значит порочный круг?
– Порочным кругом, – пояснил Питу, – называют ошибочное рассуждение. Нет, оставьте меня на ферме и поручите мне любую, даже самую тяжелую работу. Тогда вы увидите, какой я ученый и какой лодырь. Впрочем, вам ведь надо вести книги, держать в порядке счета. Эта арифметика как раз по моей части.
– Я считаю, что это не занятие для мужчины, – сказала Катрин.
– Так что же я, ни на что не годен? – воскликнул Питу.
– Оставайтесь пока, – смягчилась Катрин, – я подумаю, как быть дальше.
– Вы хотите подумать, прежде чем решиться оставить меня здесь. Но чем я вам не потрафил, мадмуазель Катрин? Ах, раньше вы были не такая.
Катрин едва заметно пожала плечами.
Ей нечего было возразить Питу, и все же было очевидно, что его настойчивость ей не по нраву.
Поэтому она оборвала беседу:
– Довольно, господин Питу, мне некогда, я должна ехать в Ла Ферте-Милон.
– Тогда я бегу седлать вам лошадь, мадмуазель Катрин.
– Это совершенно ни к чему.
– Вы не хотите, чтобы я вас сопровождал?
– Оставайтесь на ферме, – повелительно сказала Катрин.
Питу стоял как пригвожденный к месту; опустив голову, он глотал горючие слезы, которые жгли ему веки, как кипящее масло.
Катрин вышла и велела одному из работников оседлать ее лошадь.
– Ох, – пробормотал Питу, – вы, мадмуазель Катрин, находите, что я переменился, но на самом деле это вы переменились, и гораздо больше, чем я.
Матушка Бийо, смирившаяся с положением старшей прислуги, принялась за работу без рисовки, без горечи, с охотой.
Потревоженная на мгновенье жизнь вернулась в свою колею, и ферма снова превратилась в гудящий улей, полный пчел-тружениц.
Пока для Катрин седлали лошадь, она вернулась в дом, бросила взгляд в сторону Питу; он стоял как вкопанный, лишь голова его вертелась, как флюгер, вслед за каждым движением девушки, покуда та не скрылась за дверью своей комнаты.
– Зачем это Катрин поднялась в свою комнату? – гадал Питу.
Бедняга Питу! Зачем она поднялась в свою комнату? Чтобы причесаться, надеть белый чепчик, натянуть более тонкие чулки.
Совершив эти изменения в своем туалете и слыша, как ее лошадь бьет копытом под водостоком, она снова вышла, поцеловала мать и уехала.
Питу, слонявшийся без дела и не насытившийся беглым равнодушно-сострадательным взглядом, который Катрин бросила на него уезжая, хотел рассеять недоумение.
С тех пор как Питу вновь увидел Катрин, он понял, что жить без нее не может.
Вдобавок в недрах этого неповоротливого дремлющего ума шевелилось нечто похожее на подозрение.
Девственным умам свойственно откликаться на все впечатления с равной силой. Эти ленивые натуры не менее чувствительны, чем другие; просто они ощущают, но не осмысливают.
Осмысление – это умение наслаждаться и страдать. Надо привыкнуть к страстям, чтобы наблюдать за их клокотанием в пучине, которая зовется сердцем человеческим.
Старики не бывают наивными.
Услышав удаляющийся цокот копыт, Питу подбежал к дверям. Он увидел, как Катрин свернула на проселочную дорогу, которая соединяла ферму с трактом, ведущим в Ла Ферте-Милон, эта проселочная дорога огибала холм, вершина которого поросла лесом. С порога он с сожалением и покорностью помахал вслед красавице. Но едва рука и сердце послали этот прощальный привет, как Питу пришла в голову одна мысль.
Катрин могла запретить ему сопровождать ее, но не могла помешать следить за ней.
Катрин могла сказать Питу: «Я не хочу вас видеть»; но она не могла сказать Питу: «Я запрещаю вам смотреть на меня».
Вот Питу и подумал, что раз ему все равно нечего делать, то ничто в мире не может помешать ему пойти лесом вдоль дороги, по которой едет Катрин. Таким образом он будет издали наблюдать за ней сквозь ветки деревьев, оставаясь незаметным.
От фермы до Ла Ферте-Милона было всего полторы мили. Полторы мили туда, полторы мили обратно, для Питу это был пустяк. Вдобавок, проселочная дорога шла в обход. Пойдя напрямик. Питу мог укоротить свой путь на четверть мили. Оставалось всего-навсего две с половиной мили туда и обратно.
Две с половиной мили – для человека, который, казалось, украл у Мальчика-с-пальчик сапоги, которые тот в свой черед украл у Людоеда, это было раз плюнуть.
Как только этот план созрел в голове Питу, он немедленно приступил к исполнению. Пока Катрин ехала к тракту, Питу, пригнувшись за высокими колосьями ржи, мчался к лесу.
Он мигом добрался до опушки, перепрыгнул ров и бросился лесом, быстроногий, как олень, хотя и не столь грациозный.
Так он бежал с четверть часа, а через четверть часа в просвете между деревьями показалась дорога.
Он остановился, прислонившись к огромному дубу, который полностью скрывал его за своим корявым стволом. Он уверен был, что обогнал Катрин.
И все же он прождал десять минут, пятнадцать минут – никого.
Быть может, она что-нибудь забыла на ферме и вернулась? Такое могло случиться.
С огромными предосторожностями Питу подошел поближе к дороге, выглянул из-за толстого бука, который рос прямо во рву на границе дороги и леса, окинул взглядом дорогу до самой равнины, но ничего не увидел.
Значит, Катрин что-то забыла и вернулась на ферму.
Питу пустился в обратный путь. Либо она еще не приехала и он увидит, как она возвращается, либо она уже приехала и он увидит, как она снова выезжает с фермы.
Питу взял ноги в руки и бросился к равнине.
Он бежал по песчаной обочине дороги, где ему легче было ступать, но вдруг остановился.
Он знал, что Катрин едет на иноходце.
Так вот, перед ним были следы иноходца, они вели к узенькой тропинке, у начала которой стоял столб с надписью:
«Эта тропа ведет от дороги на Ла Ферте-Милон в Бурсон».
Питу поднял глаза и в конце тропинки увидел тонущие в голубоватой дымке далекого леса белую лошадь и красный казакин Катрин.
До них, как мы уже сказали, было неблизко, но мы знаем, что для Питу дальних расстояний не существовало.
– Ага! – воскликнул Питу, снова бросаясь лесом, так она едет не в Ла Ферте-Милон, она едет в Бурсон! А ведь я точно помню: она раз десять, не меньше, повторила «Ла Ферте-Милон». Ей дали поручения в Ла Ферте-Милон. Сама матушка Бийо говорила о Ла Ферте-Милоне.
