Книга Письма. Том I (1896–1932) - Николай Константинович Рерих

нашей общей деятельности поверх всего всегда должны оставаться дружелюбие и доброжелательность, и под этим знаком я бережно храню искренность, которой проникнуто Ваше письмо. Я также уверен, что и Вашему сердцу близка вся моя творческая деятельность и та духовная миссия, которую я несу. Даже если мы когда-нибудь согласимся изъять из нашего словаря все, что имеет отношение к Культуре, тем не менее это светоносное понятие будет продолжать существовать. Вы поймете, что я говорю не о понятии «цивилизация», которое покрывает только внешние проявления, но говорю о глубоко проникающем, облагораживающем почитании Света, которым были созданы все великие классические культуры, и которое сейчас является истинным украшением величия Франции.

Из нескольких моих статей Вы знаете, как дорога мне славная, героическая Франция, и если я смогу каким-то образом быть полезным и внести свою лепту в защиту ее художественных и научных сокровищ, то всегда буду считать эту обязанность наиболее приятной. Д-р Шклявер, конечно, покажет Вам мою статью «Ангелюс», в которой я выразил тревогу и возмущение совершённым вандализмом, оставившим инвалидом гениальный шедевр. Так же, как и Вы, я являюсь членом Французской Лиги по защите искусства. И сейчас, в дни Армагеддона, когда все темные силы яростно атакуют все явления Света, долг всех, кто работает во имя Добра и Блага, активно объединиться в ряды защитников Света, Созидания и всего Благородного и Прекрасного. Совсем недавно мы были свидетелями уничтожения таких сокровищ, как прекрасные [картины] Гойи, невозместимые католические соборы и монастыри и редчайшие библиотеки. Это безумие обнаружило отсутствие надлежащей защиты и понимания этих настоящих духовных сокровищ. Вы упомянули о существующей «интеллектуальной кооперации», не могу не вспомнить, что известный дипломат, сын президента Масарика говорил об этой организации как о «неинтеллектуальной некооперации»[1344]. Но я не люблю критиковать. «Мир всему сущему!».

Мы ни в коем случае не разрушители. И наша общая миссия — делать все возможное для того, чтобы содействовать продвижению наилучших достижений человечества. Эта миссия не допускает самомнения, это очень скромный, неустанный труд, и никто не посмеет сказать, что занимаясь им, мы совершаем нечто негуманное и неблагородное.

Посылаю Вам интересную статью Павла Радосавлевича, серба по происхождению и знаменитого профессора нью-йоркского университета. Я уверен, Вы оцените ее. Таким образом, не имеет значения, трудимся ли мы под официальной вывеской или нет, тем не менее мы должны неутомимо стремиться делать все, на что только способны наши сердца, для утверждения Света, Красоты и Истины! Мы найдем на этом необъятном поле великолепные цветы Создателя и объединимся в несломимом энтузиазме и вере в славную судьбу человечества.

Во имя Франции, во имя Искусства, во имя Дружелюбия и Дружбы шлю Вам самые лучшие мысли.

В духе с Вами!

427

Н. К. Рерих — М. А. Таубе

№ 54

17 декабря 1932 г.[ «Урусвати»]

Дорогой Михаил Александрович,

Недавно Вы писали мне о подкупности прессы, и французской в частности. Конечно, этот факт чрезвычайно плачевен, но мне кажется, что и в данном случае может быть найдено вполне достойное средство. Должен сказать, что за всю мою сорокатрехлетнюю деятельность я никогда прессе ничего не платил и, в конце концов, от этого обстоятельства вовсе не страдал. Могу подчеркнуть, что и в Америке за десять лет наших учреждений мы ни разу не были вынуждены платить что-либо прессе, и тем не менее не можем пожаловаться, чтобы критики и репортеры не были к нам внимательны. Правда, в Париже припоминается мне один любопытный случай 1910 г., когда на выставке, устроенной княгиней Тенишевой, один бойкий молодой человек пожелал иметь мою картину, гарантируя при этом отзывы в 22 изданиях, но Дени Рош, принимавший участие в этой выставке, категорически воспротивился такому подарку, говоря, что если Вы дадите одному, то и всей выставки не хватит удовлетворить всех прочих. И надо отдать справедливость, что мы все-таки без отзывов не остались.

О том же Париже, очень давно мне пришлось видеть любопытное письмо И. С. Тургенева к моему учителю А. И. Куинджи, в котором Тургенев среди прочих бюджетных предположений о выставке ставил очень высокую цифру на известные расходы по прессе. Выставка Куинджи тогда не состоялась, и потому прогноз Тургенева остался без подтверждения.

Теперь, вероятно, Шклявер показывал Вам мою статью «Ангелюс», которую м-м Ван Лоо поместила в бельгийской прессе. Думается, что это и есть прямой и достойный ход в прессу. Необходимо иметь друзей не репортеров, но выдающихся писателей, которые, будучи на постоянной службе прессы, могут помещать интересные для публики сведения, может быть, даже получая за них соответственно от газеты. Подчеркиваю, интересные сведения, ибо что-либо исключительно личное или ничтожное и не должно быть вообще помещаемо.

Могу привести также пример здешней местной прессы. В самом начале один из друзей моих предложил мне иметь особого агента для прессы. Но, по обычаю моему, я резко отклонил это предложение, чтобы ни в какой истории не остался бы хотя бы косвенный намек на оплаченную рекламу. И опять мне не пришлось пожалеть об обычном моем решении.

Если я Вам перечислю количество статей и осведомлений, помещенных в очень широкой прессе за текущий год, то Вы будете искренно изумлены как количеством, так и качеством напечатанного; причем всегда интерес проявлялся со стороны, извне. Потому, отвечая на Ваше соображение по поводу подкупности прессы, скажу, что и этот вопрос, как и многие другие, зависит от хороших отношений, от дружелюбия. Конечно, я не предвижу никаких особых мер в этом вопросе, ибо, например, Пакт и Знамя настолько далеки от личного интереса и настолько должны широко захватывать человеческое чувство, что если даже тема сохранения мировых сокровищ будет казаться кому-то ничтожной, то ведь этот некто и не может называться человеком вообще.

Шклявер писал об афинской газете, вспомянувшей благоглупости Гилберта Мюррея и какого-то испанца. Может быть, этот выпад был следствием нового назначения Тюльпинка или просто новым выпадом сил темных и разлагающих. Иногда даже такие антикультурные голоса, которые считают, что в образовании и культуре уже совершенно достаточно сделано, могут быть тоже полезны, возбуждая справедливое негодование людей честных и искренних. По-видимому, это письмо вместит лишь соображение о прессе и отзывах. Пусть и в этом наша точка зрения будет зафиксирована. Вообще наша переписка приобретает летописный характер. Пусть и эта летопись кому-то послужит на пользу.

Шлем Вам всем сердечный привет.

Духом с Вами,

[Н. Рерих]

Перед отправкой этого письма дошло к нам и Ваше за № 16, и я очень рад, что, оказалось, пропажи писем на этот раз не случилось,