Книга Бабочки Креза. Камень богини любви - Елена Арсеньева

— Само собой, — сказал Муравьев, явно бодрясь. — А как же? Я выходил только посмотреть, какая обстановка на улице. А сейчас начинаем подъем крышки. Эту, что ли, поднимать? — Он крепко потопал по круглой крышке, над которой на стене серебрилась надпись stars.

— Погоди ты, Лев Иваныч! — прикрикнул Шамрай. — Ты ее своим весом так вобьешь, что никакими силами потом не поднимем!

Лев Иваныч попятился от крышки и сделал знак рукой:

— Куйбышев, приступай.

Алёна тихо ахнула.

Подошел огромный парень, ничуть, ни статью, ни лицом, не напоминавший своего однофамильца-революционера. В руках у него было что-то вроде монтировки. Один ее конец он попытался подсунуть под крышку люка, но ничего не получилось.

— Ну что ты там возишься?! — проворчал Лев Иваныч, явно сконфуженный неудачей своего бойца. — Придется взрывать.

— Ты что, Лев Иваныч?! — конфиденциальным тоном поинтересовался Шамрай. — Да все эти развалины тогда рухнут — нам вовеки крышки не поднять из-под тонн кирпича.

— Нет-нет, не надо взрывать, крышку надо просто повернуть! — подсказала Алёна. — Вот в эту выемку что-то вставить и повернуть… может быть, получится?

— Может быть, может быть! — фыркнул Лев Иваныч. — Вечно у вас какие-то догадки странные, Елена Дмитриевна, вечно что-то такое непонятное.

— А вы попробуйте, — улыбнулась Алёна.

— Зараза! — с еще большей пылкостью прокомментировал Серый. — Вот же сс…

— Ссспокойно! — прервал Шамрай грозным голосом. — Все, что вы скажете, может быть использовано против вас. Так что лучше заткнись.

Серый заткнулся, и отвернулся, и закрыл лицо руками, и тихо скулил… так он и не увидел, как была поднята крышка, как оттуда вынули пластиковый пакет, висевший на каком-то крючке… в пакете лежала коробка, обмотанная скотчем. Когда его раскрыли, внутри оказался еще один пакет, в нем еще одна коробка…

Все это снимал на пленку один из бойцов группы Муравьева.

— Смерть Кощея на конце иглы, — нервно хихикнула Алёна. — Игла в яйце, яйцо в утке, утка в щуке, щука в зайце, заяц в сундуке, сундук на дубе, а тот дуб Кощей пуще глаза бережет.

— Да нет, все проще, — пробормотал Лев Иваныч, открывая коробку — очень старую жестяную коробку с почти неразличимой надписью «Мокко Аравийский». Наверное, в ней когда-то хранился кофе. Но это было так давно, в невозвратные, далекие времена…

В коробке лежал синий шелковый платок — собственно, синим он был раньше, когда-то давно, а теперь покрылся пятнами ржавчины и вылинял.

Лев Иваныч развернул его… какие-то колечки латунные, пластинки, несколько прозрачных, как вода, камней, слишком крупных для того, чтобы быть драгоценными, а между ними…

— Ого, мой браслет! — воскликнула Алёна. — Интересно, мне можно будет его получить обратно? После окончания следствия, конечно. Там «волосатик», который мне очень нравится, он называется «Волосы Венеры» и очень хорошо влияет на творческое воображение.

— Наверное, это он повлиял на воображение этих придурков, — пренебрежительно кивнул Лев Иваныч на Серого. — Из-за чего сыр-бор горел, кто-нибудь мне скажет?! Какие-то обломки, извините за выражение… чего?

— Сампо, — вздохнул Данила, в лице которого читалось немалое разочарование. — Вообще-то я ожидал большего…

— А я нет, — улыбнулась Алёна. — Не обладание сокровищем распаляет воображение, а мечта о нем!

— Это, конечно, сказала Агата Кристи, — хмыкнул Шамрай.

— Нет, — покачала головой Алёна. — Это я.

— Так, идите все отсюда, не мешайте, — заворчал Лев Иваныч. — Нам нужно все запротоколировать, еще раз все вокруг заснять, а вы тут топчетесь.

Данила, прощально кивнув, ушел первым — печальный, разочарованный…

— Я тогда тоже помчался? — спохватился Андрей. — Давно пора, уже опоздал! Меня Катерина потеряла небось.

— Андрей… — Алёна поцеловала его в традиционно-небритые щеки. — Спасибо тебе!

— Ты спасибом не отделаешься, про роман не забудь, в котором меня опишешь, а то мать очень любит читать твои книжки про меня.

— Сделаю! — клятвенно воздела руку Алёна.

Андрей убежал.

Алёна еще раз заглянула в глубокий, непроглядный колодец. Темнота. Ничего не видно. Может быть, там спрятано что-нибудь еще? Может быть, но об этом ей никогда не узнать.

— Ну что, пошли и мы? — сказала она, повернувшись к Шамраю.

— Какое прекрасное местоимение! — проговорил он серьезно. — Особенно когда речь идет о нас с тобой. Лев Иваныч посоветовал мне не упускать свое счастье. Давай не будем его упускать, а, Алёна?

Она смутилась. Было приятно видеть его напряженные, страстные глаза, но в то же время она чувствовала и смущение, и неловкость, и даже страх. Ей так давно не говорили таких вещей!

Они выбрались из здания водокачки и остановились у обочины дороги. Сильва крутилась вокруг.

— Похоже, это было самое быстрое расследование в моей жизни, — сказала Алёна, пытаясь перевести разговор на другое, но Шамрай не дал.

— А в моей жизни это была самая быстрая любовь с первого взгляда, — улыбнулся он. — Нет, правда… я же тебя совершенно не знаю, а уже практически предложение сделал! Не смог устоять! И совершенно не жалею об этом. Никогда со мной такого не было, поверишь? Раньше для меня женщины просто не существовали, долгие годы так было, в любой миг с любого свидания я срывался по звонку с работы буквально с криком «ура», я ни одного объяснения до конца не довел, потому что работа всегда была важней, а сейчас мне вообще все равно, кроме твоего слова! В этом все сейчас, Алёна, ты понимаешь? Скажи да, умоляю! Я, конечно, человек грубоватый, со всякими красивыми словами у меня напряг, но любить я умею, а ведь ты достойна, чтобы тебя любили, и я… я достоин тебя любить!

«Как-то очень давно мне никто не делал такого приличного предложения, — испуганно подумала Алёна. — Неприличных — сколько угодно, а вот чтобы замуж… Это лестно? Или наоборот? А почему я ничего не чувствую, никакого трепета или волнения? Может, я и в самом деле бесчувственна, как огурец… ну почему, ну почему это убийственное выражение выдумала не Алёна Дмитриева, а Агата Кристи?!»

— Алёна… — хрипло выдохнул Шамрай. — Не молчи! Говори все, что угодно, только не «нет»! Помнишь, песня была — не говорите «нет», пожалуйста…

«А может, все-таки сказать «да»?» — испуганно подумала Алёна.

Выйти замуж… получить кучу обязанностей и прав, например пресловутое право на ревность, которое можно будет использовать когда угодно и где угодно, в любом ночном клубе, в том же «Зергуте»…

Сказать «да»? Сказать «нет»?

Взгляд ее растерянно заметался по сторонам. Господи, она себя не узнавала, эта решительнейшая из женщин! Она не могла решиться решить свою судьбу.