Книга Храм фараона - Зигфрид Обермайер

Молодой лекарь попытался успокоить царицу, а когда ему это не удалось, велел позвать Сетнахта. Тот, постанывая и покачивая головой, присел на стул рядом с постелью и направил свои бодрые птичьи глаза на больную:

— Ну, царица Мерит-Анта, как я слышал, лихорадка миновала, и ты чувствуешь себя хорошо?

— Да, да, но здесь, на лице и на шее…

— Это гнойники, царица, они появятся еще на животе и на бедрах. Сехмет отметила тебя, мы не знаем почему, но ты должна просто воспринять это как факт.

Сетнахт наклонился над лицом Гутаны и приказал помощнику:

— На мгновение посвети сюда, я хотел бы получше рассмотреть глаза.

Худая ястребиная голова приблизилась к лицу хеттиянки.

— Открой широко глаза, царица, — приказал он.

Некогда прекрасные бирюзовые глаза стали мутными: оспа, как иногда бывает, коснулась глаз.

— Ты видишь меня, царица?

— Не очень четко, комната затемнена.

«Не-е-ет, — подумал старик с издевкой, — не комната затемнена, а ты вот-вот ослепнешь». А вслух сказал:

— Ты должна набраться терпения, царица, болезнь еще долго не пройдет. Следуй предписаниям врачей, и все будет хорошо.

С громкими стонами, поддерживаемый помощником, старик выбрался из кресла и покинул покои царицы. За дверями спальни он сказал:

— Через три дня начнется нагноение. Все тело будет охвачено им, даже глаза. Если царица выздоровеет, она ослепнет и останется калекой на всю жизнь. Но у меня мало надежды. Она не перенесет эту болезнь. Ты меня хорошо понял?

Молодой лекарь кивнул.

— Каждое слово, достопочтенный. Царица Мерит-Анта не перенесет эту болезнь. Такова воля богини Сехмет.

Сетнахт серьезно кивнул:

— Именно так, мой юный друг.

Возвращаясь спешно в Пер-Рамзес, царь проклинал ограниченность человеческих возможностей. Каждая птица была бы в состоянии покрыть расстояние между обеими столицами за несколько часов, но человек, даже если ему, как фараону, были предоставлены все средства, был прикован к земле и мог передвигаться только по ней или по воде.

По приказу царя корабль плыл и ночью, что было вполне безопасным под безоблачным небом Дельты. За несколько часов до рассвета они прибыли, и Рамзес тотчас велел отнести себя на носилках ко дворцу Мерит-Анта.

Старый Сетнахт уже ждал его. Так как он часто спал днем, ему ничего не стоило бодрствовать ночью, поэтому его круглые птичьи глаза бодро глядели на царя. Сетнахт принадлежал к тем немногим людям, перед которыми Рамзес, который никого и ничего не боялся, ощущал благоговейный трепет. Вокруг верховного жреца была аура магии, и его схожесть с ястребом, священной птицей египетских царей, усиливала это чувство.

— Тебе нельзя прямо сейчас посетить супругу, Богоподобный. Болезнь вступила в свою самую худшую фазу, все ее тело гноится. М-да-а… зрелище это красивым не назовешь.

Рамзес слышал слова, но их содержание до него не дошло.

— Я хочу ее видеть, — настаивал он, и Сетнахт, который другого ответа и не ожидал, сказал громко и отчетливо своим высоким каркающим голосом:

— Тогда слушай, Богоподобный! Во дворце, а тем более в покоях больной тебе нельзя ни к чему прикасаться, и в первую очередь к царице. Чтобы защититься от чумного дыхания Сехмет, я сейчас, если позволишь, наложу повязку на твои рот и нос.

— Хорошо, только поторопись.

Рамзес сел на стул, и Сетнахт наложил ему на рот и нос трехслойную повязку из льна, которую до этого пропитал острыми эссенциями.

— Мои помощники отведут тебя, Богоподобный, а я сейчас удалюсь.

Силы Сетнахта быстро иссякали, и порой казалось, что он вот-вот предстанет перед Озирисом. Его птичьи глаза стали мутными и усталыми, их наполовину прикрывали морщинистые веки; маленькая лысая голова заметно качалась на его длинной, худой ястребиной шее. Слуги посадили его в носилки, а Рамзес пошел за молодыми лекарями.

— А где же остальные? — спросил царь, озираясь в пустынных покоях дворца.

— Закрыты в своих покоях, Богоподобный. На сегодняшний день больны уже пятеро женщин и двое мужчин.

Войдя в комнату больной, где царил полумрак, Рамзес и сквозь повязку почувствовал запах гниения и разложения.

— Пожалуйста, не подходи слишком близко, Богоподобный, — предупредил его лекарь, высоко поднимая масляную лампу.

Рамзес отпрянул, как будто получил удар.

— Это не Мерит-Анта! Это не может быть она! Где она? Что вы с ней сделали?!

— Это она, Богоподобный. Она снова в лихорадке, по всему телу идет нагноение.

Гутана представляла собой ужасающее зрелище: на ее горящем в лихорадке лице, подобно злым маленьким цветам, расцвели желтые гнойники. Она беспокойно металась по ложу, обрывки слов вылетали из ее распухших сухих губ. Иногда она громко кричала, а потом начинала тихонько скулить. Ее густо усеянные гнойниками руки были привязаны широкими полосками льна к кровати.

Рамзес больше не мог переносить этого зрелища и хотел уже отвернуться, когда Гутана открыла глаза. Царь замер от ужаса, когда увидел, что случилось с ее прекрасными бирюзовыми глазами. Они стали мутными и пятнистыми, они беспокойно бегали и, казалось, ничего не видели. Рамзес отвернулся.

— Что случилось с ее глазами?

— Они также охвачены болезнью, Богоподобный. Если царица выживет, то ослепнет.

— Да зачем же ей тогда жизнь? — Царь мрачно посмотрел на лекаря. Тот только молча поклонился и подождал, пока Рамзес выйдет из комнаты. Затем он открыл свой деревянный ящичек с лекарствами и вынул из него два льняных мешочка. Из каждого он высыпал немного порошка в бокал и налил в него воды. Бронзовой палочкой размешал смесь, и недолгое время легкое бульканье воды было единственным звуком в комнате наряду с беспокойным дыханием больной, которая впала в забытье. Спустя полчаса она закричала, попыталась вырвать связанные руки и открыла свои мутные слепые глаза.

— Пить… — прохрипела она распухшим ртом, и лекарь тотчас схватился за бокал. Он поддержал ее горевшую голову и аккуратно поднес сосуд к ее жаждущим губам. Она жадно опустошила бокал, и лекарь снова уложил ее голову на подушку. Чуть позже дыхание ее стало хриплым и прерывистым, Гутана наполовину выпрямилась, приоткрыла свои искалеченные глаза и с долгим свистящим выдохом упала назад.

В комнате наступила мертвая тишина. Молодой лекарь налил воды в бокал, выполоскал его и выплеснул содержимое из окна. Затем собрал свой ящичек с лекарствами и тихо вышел из комнаты.

Когда царь поздно утром проснулся, к нему явился главный советник.

— Она мертва, Богоподобный. Царица Мерит-Анта скончалась этой ночью. Двое ее придворных, как полагают врачи, не доживут до следующего дня. У остальных болезнь протекает более легко.