Книга Ледобой. Круг - Азамат Козаев

– Ясну тоже заставишь в мужское влезать? – улыбнулась.

– Одна баба – не две, – буркнул кормщик, подмигнул Безроду, вышел.

Душистый хлеб отпустили на море. Должен был напитаться морской водой, уйти на дно, а не так вышло. Унесло волнами в открытое море, и вскоре каравай видно не стало. Гюст повеселел.

Ушли в море без лошадей. Оставили в конюшне. Задали корма на несколько дней. Послезавтра же придет ладья и заберет одного к одному десять коньков. Безрод сидел рядом с Гюстом, как будто порозовел. Попутный ветер без устали тащил граппр к берегу, морскую гладь рябили некрупные волны. Еще до заката дальнокрай потемнел, полоса сделалась черна и жирна, потом и берег показался. Дозорная ладья встретила еще в море, проводила до самого Сторожища. Ровно привидение, Улльга входил на пристань, сопровождаемый всеобщим молчанием.

– Чего замерли? – рявкнул Гюст, швырнул в кого-то огрызок яблока. – Не признаете?

– Никак ты, оттнир? – Здрав Молостевич приложил руку к глазам. – Где тебя носило?

– Где носило, там теперь нет! Несите багры, на веслах никого. Приставать будем!

– Чудно как-то. – Стражник развел руками. – Перед вами холодный ветер налетел. Пылищу поднял. Была бы со мной теплая верховка… Вот и думаем, к чему бы?

– Потом объясню! Багры тащите!

Подтянули корабль к мосткам, кинули сходни. Первым сошел на берег Стюжень. Всего пять боевых ладей стояло у причала, остальные ушли походами или дозором, Улльга – шестой. Кое-кто из парней нашелся в эту пору на пристани, весть о прибытии Улльги разнеслась по берегу с быстротой молнии. Голову сломали, куда подевался Гюст со своим граппром. Приставали с расспросами к Отваде, а тот многозначительно отмалчивался, дескать, сам знаю, вам не скажу. Прибежали Рядяша, Неслух, Прям, Вороток.

– Где был? Куда, старый, подевался? Обыскались, думали, сквозь землю провалился! Верховный ворожец – не иголка в стоге сена! Потеряться не может.

Стюжень многозначительно потряс пальцем, приложил руки к губам, крикнул:

– Спускайся!

Когда на сходни ступили Тычок с Ясной, дружинные потеряли дар речи. Тычок?! Здесь?! Ведь с Безродом ушел! Значит… Рядяша взбежал на сходни, ровно малых детей, подхватил стариков, каждого в руку, и снес наземь. Парни одним махом взлетели на борт и, потрясенные, замерли. Какая-то красивая баба помогает встать… Безроду! Сивый корячится, будто ранен, и узнаваемо ухмыляется.

– Воевода! Жив?!

– Какими судьбами?..

– Не может быть!..

Верна с опаской следила за бурным изъявлением радости и кусала губы. Как бы не помяли. Этот здоровенный может легко раздавить, а тот, просто немыслимый бугай, и вовсе сломает, не заметит. Неслух, точно перышко, подхватил Сивого на руки и закружил по палубе, выкрикивая:

– Ого-го! Здравствуй, сват!

Парни налетели, Безрода и видно не стало. Новоиспеченная невеста удивленно поглядывала на буйство. Ничегошеньки о тебе не знала, где жил, с кем кровь лил. Воеводой зовут… Целый город на руках носит, здравицы кричат! А подумать только, год назад никчемой считала, кусала по поводу и без повода. Кто же ты, Сивый?.. Ничего, впереди прорва времени, все наружу вылезет, ничто не утаится.

– А это Безродова невеста! – рявкнул во все горло Гюст, выталкивая Верну на середину палубы, к мачте. Парни на мгновение замерли, повернулись, и «Безродова невеста» нутряным чутьем угадала, что последует. Хорошо, успела дыхание задержать, дабы не взвизгнуть.

– Невеста?! Ого-го! Сивый женится!..

Здоровяк попросту сграбастал на руки – даже ойкнуть не успела – и швырнул в воздух. Ловко поймал, словно невесомую пушинку, подбросил еще раз.

– Знатно погуляем!..

– Воевода женится!..

– Вороток, бегом в терем, извести Отваду!..

Парни едва дух не выдавили. На руках снесли на берег, поставили рядом с Тычком и Ясной. Верна смотрела на Безрода изумленным взглядом, а ведь казалось, уже всем удивил, чем мог. Еще не все? Стюжень правильно все понял, шепнул на ухо:

– Ты никогда не откроешь его до конца. Всегда останется нечто, чего не знаешь.

– Это я уже поняла.

– Ну и хорошо.

В тереме принимал князь, бояре, как самому близкому родичу, жали руки, искренне обнимали. Верне княжна понравилась. Молодая, задорная, глаза горят, видно – счастлива. Ждут второго. Вся дружина набилась в думную палату, парни гомонили так, что Зарянке пришлось уйти, не для беременной такое.

– А помнишь…

– …Сапог разлетелся, точно гнилая тканина…

– А он и говорит: «По шее схлопочешь, образина…»

– Нет, он сказал: «Сей же миг, оттнир, по зубам получишь…»

– А Безрод ему: «Выходит, с неба упали три года для мальчишки?..»

– …И думаю: «Ну и голосище!..»

Верна ничего не понимала, таскала взгляд с одного дружинного на другого и разумела лишь одно: то, о чем рассказывают парни, имеет прямое отношение к Безроду. Иной раз дыхание перехватывало, когда доходило – был на волосок от смерти. О какой битве все кругом толкуют? Кто такие «застенки» и каким боком ко всему этому Сивый?

– Потом расскажу, – шепнул Стюжень.

– Он действительно мог помереть? – едва произнесла. Горло перехватило, как будто не было того десятка раз, когда Безрода могли распустить на ремни на ее собственных глазах. Только всегда так: чего не видела самолично, кажется страшнее.

Ворожец кивнул. И порубить могли, и стрелами утыкать, и море студеное за плечами осталось. Да разве насчитаешь мечи и ножи, что кровь пускали?

– Про какой мешок тот, здоровенный, толкует? Винится, что ли?

– Винится, – улыбнулся верховный. – Простить себе не может.

Чего простить не может? До заката Верна сидела в трапезной и слушала, мало-помалу открывая для себя ту часть жизни Сивого, что до сих пор оставалась закрыта. Ровно пыль убрали с чистого зерцала, пусть заиграет на нем солнце. Какие-то мешки, сапоги, поединки… Безрод несколько раз поймал изумленный взгляд, один раз показал: «Закрой рот, муха залетит». Захлопнула, сцепила зубы. Безродина невеста, а челюсть отвесила, будто дуреха глухоманная.

Пировать с парнями не осталась. Голова разболелась. Ничего с ним теперь не случится, вон, целая дружина готова на руках носить. Что он такого сделал?.. Эх, Сивый, Сивый, бездонная ты пропасть, – много узнала, еще больше осталось. Хотели устроить гостью в княжеских покоях, отказалась наотрез. Куда с потусторонним охвостьем к беременной в палаты! Выпросила себе уголок без соседей. Спасибо ворожцу, поддержал. Сказал, что так нужно.

Стоит присесть на какое-то время, еще остается на лавке иней, утром вся постель сырая, кое-где изморозь. Приснилось что-то непонятное: Сивый тащит к обрыву мешок с галькой, сбрасывает вниз, потом сам прыгает в студеное море.