Книга Забытые союзники во Второй мировой войне - Сергей Брилев

Кызыльская станция переливания крови, где раньше располагалось Посольство СССР в ТНР. На фасаде видна мемориальная табличка

Здание полпредства СССР в Кызыле. 1937 год

Но свидетельствует это и о том, насколько на одном языке Сталин общался с тувинским генсеком Токой. Ведь эта бумага была передана не только в Посольство СССР в ТНР, но и в ЦК ТНРП. Я, конечно, могу ошибаться, но вряд ли эту инструкцию получали власти какого-либо другого иностранного государства или партии.

Впрочем, сами тувинцы, хотя и получили эту инструкцию, вообще ни в каком списке не числились. Они же были иностранцы! Однако уже тогда в местные военкоматы и советскую дипломатическую миссию стали поступать заявления с просьбой об отправке на фронт и от граждан ТНР.

«Министру МВД ТНР, комиссару государственной охраны. Прошу мне дать разрешение на фронт для защиты СССР от германских фашистов, напавших на СССР. Жду вашего разрешения и в надежде готовлюсь на фронт. 23 июня 1941 года. Представитель внутренних дел Тере-Хольского кожуун, младший лейтенант государственной охраны Ямбил»{175}.

И месяц за месяцем таких заявлений было всё больше и больше и больше. Осенью 1942 года Посольство СССР, наконец, приступило к оформлению личных дел и на иностранцев-тувинцев. И именно на бланках советской дипмиссии в архиве так до сих пор и хранятся их карточки, которые мы, не веря своим глазам, и рассматривали с Шолбаном Кара-оолом.

Стоял на учете в Туве и целый генерал-лейтенант. Правда, сам он ни дня на фронте не воевал. Он вёл в Туве войну внутреннюю.

Только Тока

В самый канун войны, в 1940 году, в Кызыле вышел так называемый «Букварь для взрослых». Вошла в него и такая песнь (приводится в подстрочном переводе):

Покрытая лесами родина моя, Дающие радость партия моя и правительство, Направляющий и наставляющий нас, Отец наш Тока[228].

Все это, конечно, очень похоже на Сталина. Что ещё похожего?

По данным Прокуратуры Тувы, в этой крохотной республике официально найдены данные на 1286 человек, подвергшихся аресту и уголовному наказанию за политические взгляды и убеждения. И это — при населении меньше чем в сто тысяч.

Председатель Президиума ЦК ТНРП Салчак Тока и сам был литератором. И даже считался (естественно!) ещё «основоположником тувинской советской литературы». В 1951 году его повесть «Слово арата» даже была удостоена Сталинской премии по литературе III степени. Но вот по шкале политики он был сталинцем вообще первостепенным. А по времени, которое он провёл на высшем партийном посту, он Сталина ещё и переплюнул.

…Точная дата и место рождения — неизвестны. В этом, впрочем, для тогдашней Тувы нет ничего удивительного: метрик тогда никто не вел, и люди просто знали, что родились в «первую луну Года Мыши» или «когда пожелтели листья». В двух своих автобиографиях Салчак Тока указывал годом своего рождения то 1901, то 1904 год (впрочем, в данном случае, возможно, цифры «1» и «4» просто кажутся разными при написании от руки). Но есть сведения, что истинная дата его рождения — год 1896-й.

Абсолютный рекордсмен по пребыванию у власти среди всех коммунистических вождей: тувинский генсек Салчак Тока (в центре)

Другое дело — место рождения. С одной стороны, в одном из своих ранних литературных произведений Тока писал: «Когда впервые моя мама вывела меня из чума, то я сразу увидел мой родной Мерген». С другой стороны, есть данные, что на самом деле он родился на берегу не реки Мерген, а озера Моон-Холь в местности Тоджа. Более того: за год до кончины он там был и, указав своим спутникам на вековую лиственницу, вдруг изрёк: «Мать меня родила под этой могучей лиственницей».

Что же он пытался скрыть?

Во-первых, возможно, тот факт, что он был из другой Тувы. Дело в том, что Тоджа — это, конечно, тоже Тува. Но это — та ее часть, где говорят на другом диалекте. Происхождение оттуда очевидно даёт меньшие основания на титул общенационального вожака. Во-вторых, вождь мог пытаться занижать возраст, потому что ему было… неудобно — за то, что в какой-то момент он был уже достаточно зрел, но позволил свершиться чему-то такому, что, по коммунистическим меркам, было весьма стыдным. А дело в том, что будущий коммунистический вождь был… крещён. И при крещении ему дали имя «Тит Прокопьевич». Вот как об этом рассказывал уроженец и заслуженный ветеран республики Дорофей Игнатьевич Зайцев:

«Первый раз о Токе я узнал в детстве, в ноябре 1923 года, став невольным свидетелем того, как его крестили. В Сарыг-Сепе, возле нашего дома, стояла деревянная старообрядческая церковь, в которой староверы молились.

…Току его хозяин Михайлов решил женить на Анне Нифантьевне Лубошниковой. Анна была староверка, а Тока — „нехристь“, поэтому и решили его сначала крестить. Крестили в проруби, её вырубили шириной примерно в метр, рядом положили половичок. Крестил батюшка Евсей, а мы, пацаны, рядом на самодельных коньках катались и, помню, кричали громко: „Нехристя крестят, нехристя крестят!“ Тока сбросил с себя шубёнку, валенки, а батюшка его за волосы и „куряет“ в эту прорубь!»{176}

Ну, а благо Тока был литератором, он сам оставил нам историю своего знакомства со своей первой, русской супругой, которую он в повести «Слово арата» обозначает как «Веру»:

«С Верой мы встречались редко, больше издали, но своим присутствием она скрашивала жизнь батраков. С её приходом в нашей землянке становилось как будто светлее. Славная девушка. Я несколько раз замечал, как на меня грустно и задумчиво смотрела Вера. Её пристальный взгляд смутил меня. Вера шлёпнула меня по плечу и, крикнув: „Догоняй!" — побежала. Забыв обо всём, я метнулся за ней. Вера бежала, громко смеясь. Чем больше я приближался к ней, тем веселее становился её смех. „Не догнать, не догнать", — кричала она. „Догоню, догоню", — задыхаясь, вторил я. Вот и догнал. Я отбежал в сторону, быстро нарвал одуванчиков и заячьих лапок и подал Вере большой букет. Вера закрыла лицо цветами и одним смеющимся глазом взглянула на меня…»