Книга Мария Башкирцева. Дневник - Мария Башкирцева

Когда все было готова, я разорвала свою батистовую рубашку, чтобы завернуть в нее эту хрупкую статуйку. Я больше люблю ее, чем свою кожу. И этот влажный белый батист, спадающий красивыми складками со стройной фигуры статуйки, которая уже представляется мне в своем будущем настоящем виде, – до чего это красиво!.. Я завертывала ее с каким-то благоговением, и до чего это тонко, нежно, благородно!

У меня слабые глаза, если они ослабнут настолько, что это помешает моей живописи, я возьмусь за скульптуру.

28 февраля

Картина будет завтра закончена; я работала над ней девятнадцать дней.

3 марта

Тони пришел сегодня посмотреть картину. Он остался очень доволен ею. Одна из головок особенно хороша. «Вы никогда еще не делали ничего подобного, это очень мило, и прекрасные тона. Отлично, отлично!» Словом, все обстоит, как нельзя лучше!.. Не могу верить!

Да почему же от всего этого я не прихожу в восторг? Ведь никогда еще он не говорил мне ничего подобного. И нельзя сказать, чтобы я подозревала его в лести. О, нет!.. Но я могла бы сделать еще лучше; так кажется, по крайней мере, и я постараюсь добиться этого во второй фигуре.

14 марта

Наконец пришел взглянуть на картину и Жулиан. Я не просила его об этом. Был только обмен писем, несколько колких – с обеих сторон. Но он чувствовал свою неправоту, а я скромно торжествую. Он нашел, что картина очень хороша.

15 марта

В три часа я еще работала, когда собралось столько народу, что пришлось все бросить. Madame и m-lle Канробер, Божидар, княгиня и другие. Вся эта компания отправляется к Бастьену смотреть его картину «Любовь в деревне». Среди виноградника спиной к публике стоит девушка, опустив голову, вертя цветочек в руках; она опирается о забор; по другую сторону забора молодой парень лицом к зрителям; он опустил глаза и смущенно теребит свои пальцы. Эта картина полна чарующей поэзии и самого тонкого чувства. Об исполнении уже и говорить нечего, это сама правда. Это не только живописец – это поэт, психолог, метафизик, творец!

22 марта

Вчера я позвала двух техников, которые сделали мне каркас для моей статуи. И сегодня я уже нарисовала ее, придав ей желаемое движение… Я сильно увлечена живописью «Святых жен», которых я постараюсь окончить этим же летом; в скульптуре моя Ариадна просто не дает мне покоя. А пока я делаю эту женскую фигуру, которая соответствует по позе моей другой Марии, – той, которая стоит, но только в статуе и без одеяния; и потом эта молодая девушка, из нее могла бы выйти прелестнейшая Навзикая. Она уронила голову на руки и плачет. И в ее позе столько непосредственности, такое отчаяние, такая тоска и что-то такое молодое, искреннее, что я сама охвачена волнением.

Навзикая, дочь царя феаков, – один из прелестнейших образов древности. Образ, обрисованный на втором плане, но глубоко трогательный и привлекательный.

Она влюбилась в Одиссея, слушая рассказ о его приключениях, в то время как стояла, опершись на колонну розового мрамора во дворце своего отца. Они не обменялись ни одним словом после этого; он уехал искать свою страну, возвратился к своим делам. А Навзикая осталась на берегу, следя за удаляющимся белым парусом, и, когда все опустело на голубом горизонте, она уронила голову на руки и, закрыв лицо пальцами, не думая о своей красоте, приподняв плечи и придавив руками грудь, отдалась слезам.

25 марта

Со вчерашнего дня я в ужаснейшей тревоге, вы сейчас поймете почему. Приходит В. и спрашивает, получила ли я какие-нибудь известия из Салона.

– Нет, ничего решительно.

– Как? Вы ничего не знаете?

– Ровно ничего.

– Вы приняты.

– Я право ничего не знаю.

– Да, кончено; и теперь уже дошли по фамилиям до буквы С. – вот и все!

Я едва пишу, руки так и дрожат, я чувствую себя совсем разбитой.

Я не сомневалась, что я «принята!».

Я рассылаю депеши во все концы, а через пять минут получаю записку от Жулиана, которую привожу дословно:

«О, святая наивность!.. Вы приняты по крайней мере с № 3, потому что я знаю одного из членов, который требовал для вас № 2. Теперь победа!.. Мои душевные поздравления!»

27 марта

Я только что пересматривала «Одиссею». Гомер не дает сцены, которую я себе представила. Правда, что она должна служить неизбежным, вполне логическим выводом из всего предшествующего. Речи Улисса, полные похвал и удивления при его встрече с Навзикаей на берегу, должны были неизбежно вскружить ей голову; впрочем, она ведь и сама говорит об этом своим подругам.

Она принимает его за какого-нибудь бога, он выражает по отношению к ней те же чувства… Словом, это уж непременно так.

Перечту еще раз слова Улисса. Когда он появляется нагой и испачканный перед молодыми девушками, все они разбегаются. Навзикая остается одна.

«Сама Афина возбуждает в нем эту решимость». Этот старый интриган, так много переживший на своем веку, но все еще прекрасный, нуждается в одежде и покровительстве; и, обращаясь к Навзикае, он сравнивает ее с Дианой. Следовательно, она должна быть высока, прекрасна и стройна. «Глаза его, говорит он, еще никогда не видели такой смертной». И затем он сравнивает ее со стволом пальмы, которая поразила его до остолбенения, когда он увидел ее в Делосе около алтаря Аполлона, в путешествии, которое он совершил в сопровождении многочисленного народа и которое было для него источником величайших несчастий.

Таким образом, он в этих немногих словах одновременно расточает ей такую тонкую лесть и обрисовывает себя в самом поэтическом свете, как человека выдающегося и возбуждающего живейший интерес своими несчастьями; он представляется как бы преследуемым богами. Невозможно, чтобы эта девушка, удостоившаяся по своему уму и красоте сравнения с бессмертными, не была при этом сразу охвачена необыкновенным чувством, особенно ввиду ее настроения, возбужденного сном предшествующей ночи.

30 марта

Я работала сегодня до шести часов, в шесть часов было еще светло; я отворила двери на балкон и села слушать звон, разносившийся из церквей, дыша весенним воздухом и играя на арфе.

Я так спокойна. Я славно поработала, потом вымылась, оделась в белое, поиграла на арфе и теперь взялась за перо; чувствуя себя спокойней, удовлетворенней, я вполне наслаждалась этой созданной мной обстановкой, где все у меня под руками… И так хорошо жить этой жизнью… В ожидании будущей славы. Но если бы она и пришла, слава, я отдавалась бы ей вполне каких-нибудь два месяца в году, а остальные десять месяцев проводила бы, запершись от всех и отдаваясь работе…

Что меня мучит, так это, что нужно будет выйти замуж. Тогда уж больше не будет ни одной из этих низменных тревог тщеславия, от которого я не могу отделаться.