Книга Последнее правило - Джоди Пиколт

Я закрываю уши руками, потому что голоса слишком громкие, а слова отскакивают от стен и пола. Я встаю на стул, потом на стол, потом выпрыгиваю прямо перед судьей. И тут ко мне подбегает мама.

Но я не успеваю к ней прикоснуться. Я лежу на полу, пристав коленом прижимает меня к полу, судья и присяжные протискиваются вперед. И вдруг раздается спокойный и тихий голос. На меня больше никто не давит. И голос мне знаком.

— Ты в безопасности, парень, — говорит детектив Метсон.

Он протягивает руку и помогает мне встать.

Однажды на ярмарке мы с Тео пошли в комнату кривых зеркал. Мы потерялись, или, может быть, Тео просто отстал, но оказалось, что я брожу между стен и заглядываю за углы, которых на самом деле не существует. В конце концов я сел на пол и закрыл глаза. Именно это я и хочу сделать сейчас под пристальными взглядами всех присутствующих. Как и тогда, выхода не было.

— Ты в безопасности, — повторяет детектив Метсон и выводит меня из зала.

РИЧ

Чаще всего, если полицейский небольшого городка вторгается в сферу интересов шерифа, недоразумений не избежать: никто не хочет, чтобы ему указывали, что делать, так же как я не хочу, чтобы мне «налажали» на месте происшествия. Но когда Джейкоб слетел с катушек прямо в зале суда, они с радостью воспользовались бы помощью Национальной гвардии (если бы имелась такая возможность). Поэтому когда я перескакиваю через заграждение и хватаю Джейкоба, все присутствующие отступают, давая мне дорогу, как будто я на самом деле знаю, что делать.

Он качает головой, как будто сам с собой разговаривает, и одна его рука причудливо вытянута вдоль ноги. Но он, по крайней мере, больше не вопит.

Я завожу Джейкоба в камеру. Он отворачивается от меня и прижимается спиной к прутьям решетки.

— Как ты? — спрашиваю я, но он молчит.

Я опираюсь на прутья камеры с другой стороны — мы стоит практически спина к спине.

— Один парень в Свонтоне покончил с собой прямо в камере, — говорю я, как будто мы ведем обычную беседу. — Его забрали в участок и оставили в камере, чтобы проспался. Он стоял, как ты, но скрестив руки. На нем была фланелевая рубашка, застегнутая на все пуговицы. На него постоянно была направлена камера видеонаблюдения. Ты, наверное, теряешься в догадках, как же он это сделал?

Сперва Джейкоб молчит. Потом едва заметно поворачивает голову.

— Он обвязал рукава рубашки вокруг шеи и затянул петлю, — отвечает он, — поэтому на мониторе казалось, что он стоит, опершись о прутья решетки, а на самом деле он уже повесился.

У меня вырывается смешок.

— Черт побери, парень, а ты настоящий знаток!

Джейкоб поворачивается ко мне лицом.

— Мне нельзя с вами разговаривать.

— Наверное.

Я пристально смотрю ему в глаза.

— Зачем ты оставил одеяло? Ты ведь не настолько глуп.

Он колеблется.

— Разумеется, я оставил одеяло. Как же тогда могли догадаться, что именно я инсценировал все это? Вы так и не обратили внимания на пакетик чая.

Я тут же понимаю, что он имеет в виду улику в доме Джесс Огилви.

— Он лежал в раковине. А на кружке не было отпечатков пальцев.

— У Джесс была аллергия на манго, — поясняет Джейкоб. — Как у меня. Я терпеть не могу вкус манго.

Он слишком дотошен. Вместо того чтобы уничтожить улики, он оставляет их намеренно — как будто испытывает полицию. Я не свожу глаз с Джейкоба, пытаясь понять, что он хочет мне сказать.

— Но не считая этого, — улыбается он, — вы все поняли правильно.

ОЛИВЕР

Мы с Хелен стоим перед судьей Каттингсом, как нашкодившие школьники.

— Я не намерен больше присутствовать при этом фарсе, мистер Бонд, — говорит он. — Если нужно, вколите ему успокоительное. Либо вы держите своего подзащитного оставшуюся часть этого заседания под контролем, либо я прикажу надеть на него наручники.

— Ваша честь, — говорит Хелен, — о каком справедливом суде может идти речь, если каждые пятнадцать минут нам подкидывают цирковые номера?

— Вы знаете, что она права, мистер Бонд, — замечает судья.

— Ваша честь, я обжалую судебное разбирательство с нарушением процессуальных норм, — сообщаю я.

— Вы не можете этого сделать, поскольку именно ваш клиент нарушает нормы, мистер Бонд. Несомненно, вам это известно.

— Верно, — бормочу я.

— Если одна из сторон намерена подать ходатайство, хорошо подумайте, прежде чем подавать. Мистер Бонд, я хочу, чтобы вы передали мое предупреждение, прежде чем мы начнем.

Я выхожу из кабинета судьи раньше, как Хелен успевает что-либо сказать, чтобы еще больше разозлить меня. И тут же — когда думаю, что хуже уже не бывает, — вижу, как Рич Метсон разговаривает с моим подзащитным.

— Я просто составил ему компанию, пока вы не пришли, — объясняет Метсон.

— Уж кто бы спорил!

Он не обращает на меня внимания и оборачивается к Джейкобу.

— Эй, — окликает его детектив, — желаю удачи!

Я жду, пока его шаги затихнут вдалеке.

— Что, черт побери, здесь происходит?

— Ничего. Мы просто обсуждали дела.

— Отлично! Когда вы в последний раз беседовали вдвоем, забыл, чем это закончилось? — Я скрещиваю руки на груди. — Послушай, Джейкоб. Придется вправить тебе мозги: если будешь себя так вести, отправишься за решетку. Точка.

— Если я буду себя так вести? — говорит он. — Офигеть!

— Ты, наверное, еще слишком молод и не помнишь «Мир Уэйна». И невзирая ни на что, судят не меня. Я не шучу, Джейкоб. Если ты еще раз выкинешь что-нибудь подобное, обвинение запихнет твой зад в тюрьму или, еще хуже, обжалует судебное разбирательство, а это означает, что все начнется по новой.

— Ты обещал, что заседание закончится в четыре часа.

— Обещал. Но в зале суда бог — это судья, и он хочет заседать дольше. Поэтому мне плевать, даже если заседание затянется до четырех ночи или судья Каттингс объявит: всем встать и показывать фокусы. Ты сядешь рядом со мной и будешь молчать как рыба.

— Ты расскажешь присяжным, почему я это сделал? — спрашивает Джейкоб.

— И почему ты это сделал?

Знаю, лучше бы я этого не спрашивал. Но сейчас не до лжесвидетельства. Думаю, между мной и Джейкобом не должно остаться недомолвок.

— Потому что я не мог ее бросить, — отвечает он, как будто констатируя очевидное.

У меня отвисает челюсть. Не успеваю я задать очередной вопрос: «Она отвергла тебя? Ты пытался ее поцеловать, а она слишком яростно сопротивлялась? Ты слишком крепко сжал ее в объятиях, и она случайно задохнулась?» — как в камеру входит пристав.