Книга Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия - Евгений Аврутин

– Правда, папа, береги себя. Мы должны поскорее вернуться.

Глава 7, в которой перечисляются преимущества Кавказа перед Крымом, Счастливчик допрашивает инспектора Джонса и добирается до сладкого, Саша не может выполнить обещание, Джейн молится, Данилыч говорит по-французски, Сабуров исполняет долг, а сэр Фрэнсис выходит в отставку

Счастливчик волновался лишь до вынесения приговора. Если уж быть точным, до той минуты, пока не увидел лица членов военного суда. Тут уж все сразу стало ясно, и оставалось думать лишь о варианте внесудебной апелляции.

К таким апелляциям Счастливчик прибегал часто. На этот раз его задачу осложняли два обстоятельства: времени мало, а попытка будет единственной. Сорвётся – станут стеречь в оба глаза, и недолго. К плюсам же покамест следовало отнести лишь то, что, хотя он своё имя и назвал, его дело не сопровождала приписка: «Склонён к побегам».

Попытка одна, и подготовку к ней Счастливчик начал ещё на суде. Он то и дело брался за перевязанную голову, говорил невнятно, будто получил сотрясение мозга и оно проявилось лишь спустя полдня после удара. Ловил презрительно-удивлённые взгляды офицеров: неужели ты думаешь, что тебя не расстреляют из-за такой мелочи?

Счастливчик так не думал. Он входил в роль.

Когда начало смеркаться, он обратился к часовому импровизированной гарнизонной тюрьмы.

– Приятель, – сказал он прерывисто, хрипло и печально, – доложи по начальству: мне нужно переговорить с инспектором Томасом Джонсом.

– Приятель, – ответил часовой с сочувственным презрением, – может, отдохнёшь, да и мне дашь?

– Заявление важное, по шпионажу, – сказал Счастливчик. – Не доложишь – сам скажу начальству, как ты заботишься об интересах нашей армии.

Часовой пробурчал что-то насчёт того, что сам готов попроситься в расстрельный взвод, но пошёл докладывать.

* * *

Из-за разговора с князем, ночного удара и палящего солнца (в плену солнца не было) Саша ничего не видел и не помнил. В себя он пришёл лишь на задворках госпиталя, куда вернулся с Катериной Михайловной. Уходя из штаба, она дала слово адъютанту, что сама проследит за отъездом «недоросля».

По дороге Катерина Михайловна что-то говорила – Саша плохо понимал что. Он замечал не столько даже её слова, сколько обрывки своих мыслей. Хорошо, что Федька ушёл на свой бастион и не узнал. Интересно, если его прямо вот сейчас ранит вражеская бомба (тогда надо отойти от Катерины Михайловны) и он попадёт в госпиталь, это будет нарушением приказа? Или нарушить нарочно: убежать, спрятаться, а если ночью неприятель ворвётся в город, оборонять какую-нибудь баррикаду. Впрочем, с его везением, получится так, что как раз или его раньше найдёт патруль, или враг вообще не войдёт в Севастополь.

Последние слова он, верно, сказал вслух, потому что Катерина Михайловна улыбнулась:

– Да, Сашенька, ради этого тебе стоило бы прятаться в севастопольских развалинах до снятия осады. К сожалению, я дала слово, что ты уедешь, а уж тебе объяснять, что это значит, не надо.

В этот момент Сашино окаменение прекратилось. Он закусил губы, но все равно по лицу поползли горячие капли.

– Катерина Михайловна… А как вы думаете… я поступил правильно? – тихо сказал он.

– Не знаю, – ответила она, – но я поступила бы так же.

Когда они дошли до госпиталя, Катерина Михайловна сказала:

– Сашенька, следует исполнить рекомендацию Петра Эриховича – поспите в нашем замечательном возке. В следующий раз вы увидите его нескоро – Данилыч собирается на Кавказ в седле.

– Так это были не шутки, вы его отпустили?

– Конечно. Как кучер здесь он мне не нужен, а как мера общественной укоризны он уже побил здесь кого только мог и выше по чину не сможет. К тому же, – серьёзно сказала Катерина Михайловна, – я буду спокойна за него именно на такой войне, где можно увидеть лицо стрелка. Когда здесь все закончится, он вернётся.

– А как же… – робко сказал Саша, готовясь к самому неприятному ответу.

– Поэтому-то я и рекомендую вам как следует выспаться. Данилыч считает, что летом на юге следует путешествовать по ночам, я полностью с ним согласна. Сейчас он как раз подыскивает вторую лошадь. И ещё одна рекомендация, – улыбнулась Катерина Михайловна, – старайтесь не попадать в плен, а если уж попадёте, будьте осторожны с обещаниями, данными турчанкам и черкешенкам.

– Постараюсь, Катерина Михайловна, – сквозь почти высохшие слезы ответил Саша.

* * *

Заключённых гарнизонной тюрьмы было немного, мистеру Счастливчику, с учётом его дела, предоставили личные апартаменты, так что беседа с инспектором по шпионам оказалась конфиденциальной. Счастливчик упирал на это с самого начала. Он попросил собеседника убедиться, что их никто не подслушивает. «Иначе, – добавил он самым что ни на есть заморённым тоном, – может статься, что я и вас утащу на тот свет».

– В чем же дело? – спросил удивлённый, чуть-чуть испуганный и, конечно же, заинтересованный инспектор Джонс. В тюрьму он пришёл быстро, не в последнюю очередь потому, что делать ему было решительно нечего. Все думали лишь о предстоящем взятии Севастополя, какие тут шпионы?

– Простите, сэр, я не могу начать с откровенности. Вы в курсе моего дела? – сказал Счастливчик. По его тону ощущалось: говорить он хочет, хотя каждое слово даётся с трудом. Сам он сидел, прислонившись к стене, говоря взглядом: из уважения к вам рад бы встать, но так мне сидеть легче.

– Слышал, что вас наняли в Англии, чтобы вы прибыли сюда и убили сэра Фрэнсиса Летфорда.

Счастливчик вздохнул, как ведьма перед инквизиционным трибуналом: «Конечно же, позавчерашнее лунное затмение тоже я наколдовала».

– Скажите, инспектор Джонс, вы, как человек умный и серьёзно относящийся к жизни, вы-то как сами находите эту странную историю?

Догадка Счастливчика, сделанная при первом взгляде на инспектора по шпионам, подтвердилась. Инспектор Джонс принадлежал к людям, которых воспринимают серьёзно реже, чем они хотят.

– Очень странная история. Честно говоря, если бы не ваши признательные показания…

Счастливчик возмущённо и энергично махнул рукой, правда, тут же его лицо исказилось от боли. Похоже, ему было больно при каждом резком движении.

– Фальсификация и вынуждение к показаниям, полученным методами, которые кажутся отвергнутыми в наш цивилизованный век, – последние слова он многозначительно простонал.

– Сэр, вам нужна медицинская помощь? – обеспокоился Джонс.

– Нет, инспектор, мне уже не поможет никто, кроме могильщика. Я вёл свою игру и виноват в том, что её проиграл. Моя последняя надежда – искупить свою вину, попытавшись помочь Королеве и Стране. Впрочем, – голос мистера Счастливчика окреп, хотя по-прежнему чувствовалось, как ему трудно, – простите, но я давно убедился: даже самое лучшее владение английским языком не доказательство того, что человек англичанин. Инспектор, в какой цвет окрашены колеса почтовых карет в Англии? – выстрелил он вопросом в собеседника.