Книга Рассечение Стоуна - Абрахам Вергезе

Дипак что-то записал и положил ручку на стол.

Стало ясно, что им предстоит выступить в роли первопроходцев.

Шива спросил у Дипака:

— Ты упомянул о третьей причине, по которой вы отказались от пересадки. Что за причина?

— Перед тем как потерять сознание, Мэрион взял с меня обещание, что его никуда отсюда не будут перевозить. Это место — не просто базовая больница для нас — иностранных медиков. Здесь нас приветили. Здесь — наш дом.

Хема вздохнула и уронила голову на руки.

— Мы можем провести операцию здесь, — мягко сказал Томас Стоун. Ни один мускул не дрогнул на его лице, пока он слушал Шиву, и сейчас его еще недавно застывшие глаза блестели и искрились. Он отодвинул кресло и поднялся, движения его были уверенными. — Хирургия — не более чем хирургия. Мы можем выполнить операцию где угодно, были бы инструменты и люди. К счастью, эксперт мирового уровня по разделению печени сидит сейчас рядом со мной, — он положил руку Дипаку на плечо, — инструменты, часть которых он сам спроектировал, тоже здесь и подлежат немедленной стерилизации. Нам многое необходимо подготовить. Хема, если вы с Шивой вдруг передумаете, вам надо только сказать. Шива, с этой секунды ничего не ешь и не пей.

Проходя мимо Шивы, Стоун положил руку ему на плечо и сильно сжал.

Глава пятнадцатая

Пара непарных органов

Вертолет из Бостонской больницы общего профиля приземлился на площадке Госпиталя Богоматери ночью. Он доставил специальные инструменты и ведущих специалистов бостонской отлаженной программы пересадок. Коридор за операционными, обычно совершенно пустой, где ушедший на перекур техник вполне мог оставить на время каталку или переносной рентгеновский аппарат, теперь напоминал армейский штаб накануне начала военных действий. Установили две большие «классные доски», на одной было написано: ДОНОР, на другой: РЕЦИПИЕНТ, на обеих перечислялось, что надлежит выполнить, против каждого пункта имелась графа о выполнении. Бригада хирургов во главе с Дипаком занималась донором, а бостонская команда под предводительством Томаса Стоуна — реципиентом. На наших хирургические костюмы были голубые, на бостонских — белые, на шапочках и блузах у голубых, ко всему прочему, фигурировала буква «Д», а у белых — «Р», чтобы уж точно ничего не перепутать. Только Томас Стоун и Дипак Джесудасс имели право переходить из команды в команду, ассистируя друг другу.

Полуночная репетиция, проходившая в операционных, выявила несколько слабых мест: бостонским анестезиологам следовало лучше усвоить, где что находится в Госпитале Богоматери, а еще необходимо было назначить «инспектора манежа», который осуществлял бы хронометраж, синхронизировал действия обеих бригад, фиксировал в журнале, что команда «Р» сообщила команде «Д», и наоборот. Прибыли две новые «классные доски» для установки в операционных, чтобы помечать галочками сделанное. Всех пациентов с травмами направляли в соседние больницы. К четырем часам утра пора было приниматься за дело.

В раздевалке для хирургов Томаса Стоуна вырвало. Нью-йоркская команда восприняла это как дурной знак, но бостонцы заверили коллег, что, напротив, все пройдет наилучшим образом (хотя, правду сказать, таким бледным и слабым они его еще никогда не видели).

Когда в операции принимает участие такая масса людей из двух больниц, сложно удержать ее в тайне. Журналисты с телевидения расположились у стен госпиталя, все сроки сдачи в печать утренних газет полетели, но редакторы изготовились начать дискуссию об этической стороне исторической пересадки и с нетерпением ждали реальных фактов.

Хирурги не забивали себе голову историческим значением или сохранением операции в тайне. Дипак сидел на табурете за шкафом и, чтобы отвлечься и не слышать, как Стоуна тошнит, просматривал анатомический атлас.

В 4.22 Шиве сделали укол диазепама, затем пентотала и вставили в трахею трубку. Операция над донором началась. По расчетам Томаса Стоуна и Дипака, она должна была занять от четырех до шести часов.

Если бьющееся в груди сердце — орган жизнерадостный, неунывающий, настоящий рубаха-парень, то прячущаяся под диафрагмой неподвижная печень — что-то вроде фигуративной живописи. Печень вырабатывает желчь, без которой невозможно переваривание жиров, и хранит глюкозу в виде гликогена. В тишине, молчком, она обезвреживает чужеродные вещества и токсины, вырабатывает протеины свертывающей системы крови и транспортные белки, удаляет из организма конечные продукты обмена веществ.

Гладкая и блестящая внешняя поверхность печени однообразна, и, кроме серповидной связки, разделяющей ее на правую (большую) и левую (меньшую) доли, никаких иных плоскостей дробления у этого органа нет, так что представляется странным, когда хирурги говорят о восьми анатомических «сегментах» печени — словно о дольках у апельсина. Попробуйте вычленить эти дольки, и у вас получатся истекающие кровью и желчью куски и покойник пациент. И все-таки понятие сегментов позволяет хирургу определить участки печеночной паренхимы, обладающие достаточно обособленными кровоснабжением и оттоком желчи и представляющие собой до определенной степени автономные подразделения в рамках единого предприятия.

Четыре категории сосудов входят в печень и выходят из нее. Прежде всего, это воротная вена, по которой поступает вся венозная кровь от кишечника, насыщенная после приема пищи жирами и прочими питательными веществами, которые печени предстоит переработать. По печеночной артерии поступает насыщенная кислородом кровь от сердца. Задача печеночных вен — собрать всю отфильтрованную органом кровь и через полую вену направить к сердцу. Желчь, вырабатываемая каждой печеночной клеткой, собирается в желчных канальцах, которые сливаются, разрастаются и формируют общий желчный проток, изливающийся в двенадцатиперстную кишку. Излишек желчи накапливается в желчном пузыре. В соответствии со скромным и целомудренным поведением печени, желчный пузырь спрятан за нижней поверхностью печени и не виден.

Дипак, стоящий справа, произвел разрез. Первым делом следовало удалить у Шивы желчный пузырь. Затем он переключил внимание на связку сосудов, входящих в печень через печеночные ворота, рассек правую печеночную артерию, потом правую ветвь воротной вены и правый желчный проток. Чтобы высвободить правую долю, ему также следовало прорезать печеночную ткань и отсоединить печеночные вены с тыльной стороны, там, где они впадают в полую вену, в том самом месте, где хирург может «увидеть Бога» в случае кровотечения. Если удаляешь долю печени в связи с раком, можно контролировать кровотечение, пережав связку кровеносных сосудов, — маневр Прингла. Но для Дипака этот вариант не годился, поскольку это бы существенно ограничило функции доли и задушило бы ее до полусмерти прежде, чем удаляемый орган попал ко мне. В настоящее время имеются ультразвуковые и даже радиочастотные «диссекторы», при помощи которых рассечь печень значительно легче. Но Дипак с Томасом Стоуном в качестве ассистента ограничились зажимами и собственными пальцами, старательно обходя крупные сосуды и желчные протоки. Дипак волновался за своего старшего товарища, казалось, мысли у того бродят далеко, но откуда Дипаку было знать, что Стоун всеми силами старался отогнать воспоминания о злосчастной операции над сестрой Мэри Джозеф Прейз, что его преследует картина, как он пытался сокрушить череп ребенку.