Книга Я исповедуюсь - Жауме Кабре

Странным образом Сара, узнав об исчезновении Берната, не стала меня упрекать. Жизнь продолжала идти своим чередом. А что к чему – я понял лишь многие годы спустя.

43

Адриа весь вечер смотрел на стену в кабинете, не в силах ни написать хоть строчку, ни сосредоточиться и что-нибудь почитать. Он пялился на стену, как будто пытался найти там причину своего ступора. В середине вечера, так и не проведя с пользой даже десяти минут, он надумал наконец приготовить чай. Из кухни он спросил: хочешь чаю? – и услышал, как из кабинета Сары донеслось: ммм, что истолковал как да, спасибо, отличная идея. Войдя в кабинет с чашкой дымящегося чая в руках, он увидел Сарин затылок. Она собрала волосы в хвост, как всегда, когда рисовала. Я влюблен в твою косу, в твой хвост, в твои волосы, какую бы прическу ты ни сделала. Сара рисовала на прямоугольном листе какие-то дома, возможно полузаброшенную деревню. Сейчас она набрасывала деревенский дом на заднем плане. Адриа отхлебнул чая и замер в изумлении, наблюдая, как потихоньку вырастает этот дом. Да, он был заброшенный. С кипарисом, почти ровно посредине расколотым молнией. Неожиданно Сара снова занялась домами улицы на первом плане, в левой части листа, и изобразила каменную арку окна, которого раньше не было. Она сделала это так стремительно, что Адриа удивился – как же это произошло? Как это Сара увидела окно там, где был белый лист? Но теперь, когда окно было нарисовано, ему казалось, что оно находилось там всегда; ему даже померещилось, что в магазине Террикабрес ему продали бумагу с уже нарисованным окном; и еще он подумал, что это умение Сары – просто чудо. Не обращая внимания на Адриа, Сара вернулась к деревенскому дому и заштриховала открытую входную дверь, и теперь дом, который до сих пор был рисунком, начал оживать, как если бы темные угольные штрихи позволили ему вообразить жизнь, которая происходила внутри его. Адриа в восхищении снова отхлебнул чай из Сариной кружки.

– Откуда ты все это берешь?

– Отсюда. – Она прижала испачканный углем палец ко лбу, отчего на нем осталось пятно.

Теперь она принялась состаривать дорогу, изображая на ней колеи от колес телег, которые десятилетиями ездили от этого дома в деревню и обратно, и я позавидовал творческой силе Сары. Я допил принесенный ей чай и снова впал в состояние замешательства, весь вечер не дававшее мне работать. Придя домой от гинеколога, Сара бросила раскрытую сумку в прихожей и побежала в туалет, а Адриа стал копаться в ее сумке, чтобы взять денег и не ходить в банк, и наткнулся на заключение доктора Андреу для лечащего врача. Я не удержался и прочел это заключение, mea culpa, да, прочел, потому что она мне его не показала, а там сообщалось, что матка пациентки сеньоры Сары Волтес-Эпштейн (беременности – 1, аборты – нет), несмотря на эпизодические метроррагии, совершенно здорова. Поэтому она решила убрать ВМС[352], которая является наиболее вероятной причиной метроррагий. Я тайком заглянул в словарь, как делал в детстве, когда хотел выяснить, что такое лупанарий или гей, и припомнил, что «metro» – это префиксальная форма от греческого слова metra, что означает «матка», а «ragia» – суффиксальная форма от греческого rhegnymi, «выливаться». Метроррагия… отличное было бы имя для какой-нибудь родственницы Черного Орла. Но нет: так назывались кровотечения, которые тревожили Сару. А я и не помнил, что она должна была пойти к врачу по поводу этих кровотечений. Почему она мне ничего не рассказала? И тогда Адриа еще раз прочитал то место, где говорилось про «беременности – 1, аборты – нет», и понял, почему Сара так часто молчала. О господи!

А теперь Адриа стоял рядом с ней, разинув рот как идиот, прихлебывая приготовленный для нее чай и восхищаясь ее способностью создавать глубинные миры с помощью лишь двух измерений и упрямым желанием хранить тайны.

Инжирное дерево. Похоже на инжирное дерево. С одной стороны около дома теперь росло инжирное дерево, а рядом к стене было прислонено колесо от телеги. И Сара сказала ему: ты целый день будешь изучать мой затылок?

– Мне нравится смотреть, как ты рисуешь.

– Я стесняюсь и из-за тебя делаю все медленней.

– Что тебе сказала врач? Ты ведь сегодня должна была к ней пойти?

– Ничего, все хорошо. У меня все хорошо.

– А кровотечения?

– Это из-за спирали. Она мне ее вынула на всякий случай.

– Значит, можно не волноваться?

– Да.

– Надо подумать, как теперь быть.

Почему врач написала, что у тебя была одна непрерванная беременность? А, Сара? Сара?

Сара обернулась и посмотрела на него. Лоб у нее был испачкан углем. Неужели я думал вслух? – подумал про себя Адриа. Сара посмотрела на пустую чашку, наморщила нос и сказала: ты выпил мой чай!

– Черт, прости! – ответил Адриа. И она засмеялась своим смехом, который мне всегда казался песенкой ручейка. Я показал рукой на лист. – Где это происходит? Что это?

– Пытаюсь изобразить то, что ты рассказывал про Тону во времена твоего детства.

– Просто чудо… Но это, кажется, заброшенная деревня?

– Потому что в один прекрасный день ты вырос и забросил ее. Видишь? Вот тут ты споткнулся и ободрал коленки.

– Я люблю тебя.

– А я тебя еще больше.

Почему ты не сказала мне ничего об этой беременности, если важнее ребенка нет ничего на свете? Он жив? Или умер? Как его звали? Он все-таки родился? Это был мальчик или девочка? Каким он был? Я знаю, что у тебя есть полное право не рассказывать мне все про свою жизнь, но нельзя же, чтобы ты всю боль носила в себе, я рад был бы разделить ее с тобой.

Дзыыыыыынь!

– Иду-иду. – И, кивнув в сторону рисунка: – Когда ты его закончишь, я поразглядываю его с полчасика.

Он открыл дверь курьеру, так и держа пустую чашку в руках.

За ужином они открыли бутылку, которая показалась им самой дорогой из присланной Максом коллекции. Шесть бутылок, все – разных марок красного вина, все – высшего качества, все – обозначенные в изданной Максом книжке с его собственными советами по дегустации. Книга – роскошная, с качественными фотографиями – была изданием типа «Дегустировать легко», рассчитанным на вкусовые рецепторы торопливых североамериканских гурманов.

– Его нужно пробовать из бокала.

– Из пурро забавнее.

– Сара, если твой брат заподозрит, что ты пьешь его вина из пурро…

– Ладно. Но только пока будем дегустировать. – Она взяла бокал. – Что там пишет про него Макс?

Адриа с серьезным видом налил вино в два бокала, поднял один из них и приготовился торжественно зачитать текст. Он почему-то вспомнил про школу, про те дни, когда были пустые уроки и он присутствовал на мессе и видел, как священник на алтаре с дискосами, потирами и чашами совершает таинства, сопровождая их бормотанием на латыни. И Адриа принялся читать нараспев и сказал: domina mea[353], это хорошо выдержанное вино из Приората[354]имеет сложный бархатистый вкус. В его густом аромате присутствуют нотки гвоздики и мореного дуба, что естественно, если учесть, в каких качественных бочках оно хранилось.