Книга Девочка по имени Зверек - Маргарита Разенкова

Тэдзуми больше не станет терзать себя сомнениями: если Небу будет угодно, оно «подскажет» ему, что делать. Надо лишь быть внимательным к знакам, тут и там рассыпанным предупредительной судьбой. И все же жаль, что наставника у него нет! Не поискать ли?..

Задав себе этот вопрос, Тэдзуми мысленно неожиданно вернулся в сад родного дома, где под сенью старой вишни он подобрал весной три лепестка, три вопроса судьбы… Теперь их осталось два. Возможно, один из них… О, Будда! Конечно! Как он не догадался раньше? «Найди наставника, Тэдзуми» – так ясно услышал он совет, подаваемый Свыше.

* * *

Тэдзуми отшагал долгие мили, многодневный путь остался позади. Впереди же – самое волнительное и ответственное: монастырь Мампукудзи. Двойственное чувство наполняло душу Тэдзуми. С одной стороны, обычная собранность и ответственность за выполняемое материнское поручение, с другой – ожидание чего-то необычного и, может быть, даже таинственного, что непременно должно с ним произойти. Это трепетное ожидание придавало обыденному ритуалу оттенок изящного, и почему-то грустного, очарования, каким дышит ничем непримечательное гончарное изделие, покрытое паутинкой древней патины…

Чем ближе к Киото, тем больше попадалось постоялых дворов. Тэдзуми не любил там останавливаться. И вовсе не из экономии, а лишь оттого, что духоте придорожных гостиниц с их извечным многолюдством и невыносимыми запахами он всегда предпочитал звездное небо над головой и шум ночного леса. Однако в конце пути, перед самой императорской столицей следовало все же остановиться в гостинице, чтобы навести порядок в одежде и воспользоваться баней-фуро.

Служанка с приятным проворством натаскала из колодца воды и развела огонь. Ждать почти совсем не пришлось. Она же забрала его одежду – повыбить дорожную пыль.

А Тэдзуми тем временем уже нежился в горячей воде фуро, которая стояла прямо у раскрытого в сад окна. Сидя в фуро, он мог видеть бегущие по небу белоснежные клочки облаков. Из сада мягко втекал запах разогретой полуденным солнцем листвы и, кажется, недавно скошенных где-то под окном трав. Посвистывал дрозд. Качалась и качалась перед глазами ветка с бесшумной листвой. Тэдзуми задремал…

Ему приснился удивительный сон. Будто пока он расслабленно сидел в горячей воде, под окно подошли и уселись на скамейку два пожилых путника и завели глубокомысленную беседу.

Сначала они рассуждали о прежних временах, когда нравы людей были чисты, а намерения высоки. Вслед за этим заговорили о современных молодых людях, которым, по их мнению, уже нет до нравственности никакого дела, и о том, что лишь заботами старшего поколения держится мир. А под конец неожиданно заспорили: что лучше всего способствует возвышению нравов – законы ли страны или наставления Будды вкупе с народными устоями и самурайскими традициями?

Тэдзуми так заинтересовал этот строгий и причудливый разговор, что он прилагал все усилия, чтобы не утерять его нити. Во сне он слушал во все уши, едва дыша и стараясь не плеснуть ненароком водой, чтобы не обнаружить своего присутствия. А также старался не проснуться, побыть в этом сне подольше в надежде, пусть и во сне, еще послушать мудрые речи.

– Устои самураев крепки и незыблемы, – настаивал первый путник, – ими руководствуется самая сильная и влиятельная часть общества. Следовательно, именно кодексу самураев, как наиболее приближенному к реальностям жизни, принадлежит честь и право судить о морали.

– Реальная жизнь или то, что ты под этим подразумеваешь, брат мой, – парировал второй, – это лишь эфемерное, быстропреходящее мгновение бытия! А религия говорит нам о жизни вечной, о колесе воплощений, о законах кармы, коим подчиняется весь подлунный мир. Значит, ей и должно судить о нравственности.

– В этом много истины, – соглашался первый. – Но согласись и ты, мой уважаемый собрат, что даже «эфемерное мгновение бытия» следует прожить с честью, совершая деяния добрые и избегая злых. А на этом пути опорой служат законы страны и самурайского сословия.

– Когда они не противоречат друг другу, – мягко, но с иронией заметил второй.

– Что ж, бывает и так…

– Не единственным ли мерилом совести послужат тогда непреходящие истины Неба и хранящие их народные традиции?

– В этом случае непременно послужат, брат мой. Позволю себе лишь напомнить, что оба мы – выходцы из самурайских родов, и не кодекс ли самурайской чести, всегда склоняющий его носителя лишь к достойным свершениям, помог нам обоим встать на путь поиска и обретения истины?

– В таком случае заключим нашу беседу согласием: земная жизнь, сколь ни коротка она и эфемерна, а может, именно потому, что она коротка и зыбка, нуждается в строгих ориентирах человеческих законов. Но, – второй торжественно возвысил голос, – но жизнь человека не будет стоить и гроша без ведения высшей, неземной, цели – достижения состояния вечного покоя, просветленности и блаженства по ту сторону Врат Бытия.

Они поговорили еще о чем-то важном (Тэдзуми, к своему огорчению, не разобрал), потом помолчали, при этом застучали четки, значит, это были монахи – добрые путники предались молитве…

…Сквозь дрему Тэдзуми показалось, что вода фуро уже порядком остыла, и надо было бы встать и вытереться насухо, но не хотелось разрушать это любопытное видение. Он не двинулся и был вознагражден…

…Старые монахи опять принялись за беседу. Тема поменялась: теперь они заговорили о своих наставниках. По их словам, выходило, что из-за общего падения нравов («Молодые самураи теперь больше интересуются именами актрис и гейш, чем историями о доблестях собственных предков!») их современники лишены искусных наставников.

– Небо не посылает учителя тому, кто не намерен учиться! – обосновал эту мысль первый.

– Несомненно, что искренне желающий обрести знание, непременно обретет и наставника, касается ли это заурядного ремесла или монашеского делания, – добавил другой. – Небо всегда заботится о стремящихся к знанию.

– Да-да, – подхватил его собеседник. – Я вспоминаю нашего наставника! Он одинаково искусно владел и мечом, даром что его левая рука была покалечена, и словом истины. Мы многому научились у него.

– Наш наставник был удивительным человеком. Никто не знал, откуда он пришел и куда исчез. Он, верно, уж достиг состояния Будды! Но перед моим взором он стоит как живой: высокий, худощавый, с приветливым добрым взглядом.

– Который мог быть при необходимости и очень строгим, – вставил первый.

– Еще каким строгим! А этот таинственный шрам на правой брови…

Они посидели еще немного. Но говорили всё о каких-то пустяках: о сложностях пути, о лености паломников. Один из них (Тэдзуми уже не разбирал, первый или второй) стал искать свои нефритовые четки, где-то забытые. Но его товарищ поторопил в путь:

– Не ищи, брат мой. Что ушло – ушло. Пусть они станут благословением тому, кто их найдет.

– И это верно, – согласился владелец утерянных четок.

Разговор их стал меркнуть, звуки угасали, будто дымно плыли на ветру, таяли, растворялись…