Книга Голливудские жены - Джеки Коллинз

Бадди опять пошел бродить по залу, чувствуя, как пахнет деньгами, и страстно желая быть частью этого всего, желая быть признанным. Тогда-то он и увидел Вулфи Швайкера и встал как вкопанный. Толстяк развлекал компанию явно потешным анекдотом — все буквально умирали со смеху.

Колобок. Так Бадди его про себя называл. Колобок.

Увидев его во второй раз, он не сомневался — тот самый тип, который в ночь роковой вечеринки давал Тони кокаин. Он продолжал глядеть на него, не отрываясь. Черные глаза-льдинки.

Вулфи почувствовал на себе тяжелый взгляд Бадди и стрельнул глазками в его сторону. Он напрягся внутри, предвкушая радости секса.

— Кто это? — спросил он у Биби.

Она бросила небрежный взгляд в ту сторону.

— Последняя находка Сейди. Ничего важного, дорогой. А что?

— Видел его на приеме в честь Джорджа. Просто интересно.

— Пусик, погляди на платье Джины. Думаешь, она шила его сама?

Вулфи оторвал взгляд от Бадди и всецело занялся Биби. Он пристально изучил одеяние Джины — красное платье в талию.

— Хм… — лукаво заметил он. — «Зоди»с налетом «Фредрика из Голливуда», как по-твоему?

А из гигантского торта выпрыгнула рыжая девица в белом воздушном бикини и под всеобщие крики, одобрительные возгласы и свист плюхнулась Россу на колени. Деловые беседы были прекращены: мужчины уставились на почти голую девицу, которая, извиваясь на коленях у Росса, спела «Желаем счастья в день рожденья». Аппетитная, но не настолько, чтобы деловые разговоры прекратились надолго.

Росс четко сыграл свою роль. Он был вовсе неплох, когда требовалось принять подобающее случаю выражение. Осклабился, вздыхал, причмокивал. Задул пятьдесят свечей, пытаясь в то же время согнать с колен обалдевшую от наркотиков дуреху. И все это время кипел от негодования.

Проклятая Джина Джермейн. Как она смеет разыгрывать с ним эти шарады! Как посмела так с ним поступить, если знала — должна была знать, — что фильм прикрыли!

Почему эта тупая баба не сказала ему? Он не мог дождаться, когда останется с ней наедине. О, как он кипит! Но беззаботная улыбочка оставалась на месте. Его синие глаза — веки в морщинках, но взгляд по-прежнему сногсшибательный — кокетливо обегали комнату.

Его оскорбили. Сейди никогда бы не допустила, чтобы с ним произошло что-либо подобное.

— Могу для тебя оторвать первоклассного кокаинчику, — шепнула девица.

— Вали отсюда. — Поднимаясь, он согнал ее с колен.

— Речь! — выкрикнул кто-то, и все подхватили эту просьбу, эхом прокатившуюся по залу.

Жопу им свинячью, а не речь.

Встреча с Колобком испортила Бадди настроение.

Хотелось уйти.

Хотелось к Ангель.

— Ничего, если я сбегу? — спросил он у Сэйди.

— Давай, — отпустила она. — Поговорим в понедельник. Завтра еду в Палм-Спрингс, но вернусь, чтобы в начале недели выбить из Оливера что-нибудь определенное. Не беспокойся, все будет хорошо.

— Хотелось бы.

Он быстро доехал до дома и позвонил Ангель.

— Да? — ответил мужской голос.

Она говорила, что живет с двумя ребятами-гомиками.

— Ангель, — потребовал он.

— Она спит.

Он сдержал раздражение.

— Сделайте мне одолжение, разбудите ее. Дело срочное.

— Можно узнать, кто звонит?

— Бадди.

Неприветливое:

— Сейчас.

Ждал долго, наконец она подошла к телефону.

— Я больше так не могу, — выпалил он с тревогой в голосе. — Мне надо быть с тобой.

— Ты выпил?

— Ни капли, деточка.

— Мы с тобой договорились. Зачем ты звонишь среди ночи?

— Затем, что мы решили ничего друг от друга перекрывать.

А если так, то ты должна знать, что я больше ни дня без тебя не могу.

— Бадди…

— Я тебя люблю. Мы должны быть вместе.

— Не знаю… — начала она неуверенно.

— Нет, знаешь, я тебе вот еще что скажу. — Он набрал в грудь воздуха. — Что у меня есть мать, о которой я никогда не говорил…

— Ты же сказал, что твои родители погибли в автокатастрофе, — перебила она с укором.

— Знаю, что сказал. Но впредь говорю правду, так?

— Да.

— Мать моя живет в Сан-Диего. Я не говорил с ней десять лет. — Он помолчал. — Хочу уладить с ней дела, так что с утра пораньше поеду ее повидать, а когда вернусь, мне надо, чтобы ты ждала в моей… нашей квартире. Сделай так, пожалуйста, деточка. Потому что ты для меня — самое важное в жизни… и я больше не хочу, чтобы между нами была ложь. — Он молчал, понуждая ее сказать «да». — Давай, Ангель. Ты ведь знаешь, время пришло.

Кому-то из небожителей он понравился. Для разнообразия.

— Ладно, — прошептала она.

Он сгорал от любви. Впредь на первом месте будет она. Все, что без нее, не имеет значения. В том числе и карьера; он хочет ее сделать, но врать ради нее не станет.

— Я договорюсь, чтобы завтра в пять за тобой заехал лимузин, горничная тебя впустит, а я вернусь часов в шесть-семь. Если придется задержаться, то позвоню.

Она дала ему адрес.

— Завтра, — сказал он. — Ты никогда об этом не пожалеешь.

— Ах чтоб тебя говно собачье! — прорычал Росс.

— Улыбайся — у ворот фоторепортеры, — ответила Джина как ни в чем не бывало.

— Да провались эти репортеришки, насрать мне на них!

— А мне — нет.

— Да е… я тебя хотел!

— Может быть, позже. Если прекратишь себя вести, как: последняя задница.

— От такой слышу, мадам!

Всю дорогу из ресторана они ругались.

— Ты знала, что фильм накрылся? — спросил он, как только остался с ней наедине.

— Да, знала. Но ставить тебя об этом в известность — дело не мое. Я ведь тебе говорила: позвони агенту.

— Тебе что, трудно было сказать?

— Так это я виновата, что агент у тебя дубина?

Ссора началась взаимными обзываниями и переросла в открытое столкновение. Росс не мог припомнить, чтобы еще когда-нибудь был так зол.

Их лимузин медленно подъезжал к воротам Джининого дома.

Фоторепортеры бросились к машине. Джина забыла сказать, что ее агент по прессе предупредил телеграфные агентства — всего за полчаса до того, как они ушли из «Бистро», — что мисс Джермейн, по всей вероятности, объявит до конца вечера о своей помолвке с Россом Конти. Пресса ждала с нетерпением.