Книга Дела и ужасы Жени Осинкиной - Мариэтта Чудакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Никого! Киллеру одному плечо прострелили. Не хотели оружие сложить — мент им предлагал. Они ж машину свою бросили — с оружием, из которого стреляли тут в окно. Петр ее потом охранял — на него нападение было! — почему-то хвастливо сказал Скин. — Их другая ждала. А мы никто знать не знаем — на какой они!.. Потом мы со Славиком в жигуле одном высмотрели их, тут же нашим номер сообщили!..
Скина просто распирало. Он даже сделался похожим на Мячика, когда тот в ударе.
Том хотел знать как можно больше реальных подробностей. В частности — не ранили ли все-таки его друга в этом сомнительном переулке?.. А Скину того и надо было — он торопился выложить как можно больше прежде, чем подъедут реальные участники боя.
— Успели афганца одного предупредить — он доску с острыми гвоздями им прямо под колеса кинул. И у Славы полный карман фигни всякой острой был — тоже сыпанул. А дядька один — которого Шамиль привез — из карабина им колесо прострелил! А так они в Монголию гнали — могли бы уйти на фиг!
Степа и его любимый учитель слушали не дыша — в тихом Эликманаре такое было в диковину. Кроме пьяных драк — порою, правда, с применением кухонного ножа, — здесь редко происходило что-либо в этом смысле выдающееся.
Пелагея Ивановна все внимание обратила на Славика, почему-то выделив его изо всех. Она предлагала подать ему на руки прямо тут, из ковшика, что и было сделано.
— Устал-то, небось, как! — приговаривала она, протягивая чистое полотенце. — На мотоцикле — это тебе не на машине… Руки-то, небось, совсем немые!
Славик не возражал.
А Женя молча переводила глаза со Славика на Скина, будто ожидая каких-то совсем необычных деталей происходившего.
И они не замедлили.
Две машины одна за другой подъехали к открытой калитке. Одновременно раскрылись все восемь дверец, и вышла целая толпа мужчин. Один из них был почти на голову выше остальных.
— Папа! — пронзительно крикнула Женя и бросилась к нему.
А Тося кинулась за ней с громким лаем, так как совершенно не знала того человека, к груди которого прижалась Женя, успев, правда крикнуть Тосе: «Свой!» После чего Тося со спокойной душой улеглась тут же, у ног обоих.
Осинкин молча гладил дочку, а она рыдала, прижимаясь к нему, уже не видя никого и ничего вокруг, — и не могла остановиться.
И все вокруг них стояли и молчали.
Пелагея Ивановна, само собой разумеется, утирала глаза передником.
— Папочка, — повторяла Женя, — папочка!.. Меня хотели убить!..
Артем Сретенский больше недели назад подал заявление об отмене приговора Олегу Сумарокову и возобновлении производства по уголовному делу об убийстве в селе Оглухине — «ввиду вновь открывшихся обстоятельств». Оно было тут же на месте поддержано прокурором Сибирского округа. Прокурор Заровнятных более чем полно владел информацией об этих новых обстоятельствах.
Новое следствие проведено было — под его надзором — в рекордно короткий срок. И при этом очень грамотно, что заставило многих припомнить поговорку: «Можем, когда хотим!». Зафиксировали — по двум новым свидетельским показаниям — алиби осужденного. Затем — неверную экспертную оценку вещественных доказательств. И наконец — неопровержимые свидетельства вины в действиях трех новых лиц, подозреваемых в убийстве. Одной из них была несовершеннолетняя москвичка. Она была задержана, находилась в московском следственном изоляторе — как подозреваемая в совершении тяжкого преступления — и уже начала давать показания в присутствии своей классной руководительницы, находящейся в полном ошеломлении. Сретенский рассказывал, пожимая плечами, что отец подследственной отказался быть ее законным представителем, а мать не могла по своему почти невменяемому состоянию. И эту функцию взял на себя двоюродный брат матери, специально для этого приехавший из Краснодара.
А потом в Курганском областном суде было назначено новое судебное заседание. Туда должны были привезти из Потьмы Олега Сумарокова.
Обо всем этом только что узнали по мобильнику Том и Женя.
А в поселке Эликманар Чемальского района Республики Алтай события между тем развивались следующим образом.
Василий четко объяснил Александру Осинкину, что ему придется задержаться в Горно-Алтайске, пока не завершится первый хотя бы этап стадии дознания. Результатом должно быть обвинение двух задержанных в покушении на убийство. На вопрос Осинкина — да будут ли еще такие отморозки давать показания? — Василий только засмеялся:
— Будут! Еще как будут! Проситься будут в камеру! Приговора ждать как манны небесной!
И увидев некоторое недоумение, пояснил:
— Заказ-то они не выполнили! А небось аванс брали — и потратили. За эти дела в их кругах наказывают. И в колонии достать могут. Они теперь дрожать везде будут. В камере им сейчас в сто раз спокойней, чем на свободе. Если в несознанку пойдут — я им тут же говорю: «Отпускаю — вывожу за ворота без конвоя». Тут же опомнятся!
Осинкин уже сообщил своему американскому коллеге Флауэрсу — начав разговор, разумеется, с горячей ему благодарности, — что киллеры находятся под арестом. И тот обещал всячески способствовать следствию новой информацией — очень надеялся узнать имена заказчиков. Он брался также незамедлительно сообщить калифорнийскому нотариусу о самом существовании в России, а также о постоянном адресе той самой барышни, которая по завещанию Петра Андреевича Зайончковского является законной наследницей его состояния.
Сама Женя, узнав о всей подоплеке дела, пришла, разумеется, в полное изумление.
А отец пояснил ей ситуацию в духе семьи Осинкиных:
— Эти деньги, если действительно удастся их получить, сколько бы их ни было, будут принадлежать тебе лично. Ты будешь распоряжаться ими по собственному усмотрению. Мы с мамой будем рады быть твоими советчиками, консультантами — не более.
И Женя тут же сказала:
— Если правда появятся какие-то большие деньги, тогда ведь можно будет действительно что-то сделать — правда, пап? — для многих детей… Здесь, в Эликманаре, еще есть отделение детского туберкулезного санатория — для детей от году до семи… Им очень тесно в старых помещениях. А многие — из здешнего Дома ребенка. Родителей у них нет. Надо же их вылечить — пока маленькие, пока не заболели сильно… А у начальства местного денег на них нет. Они хотят не расширять санаторий, а сокращать, даже, говорят, вовсе закрыть. Если бы построить маленький хотя бы домик — для детей от году до трех!.. Леша и Саня говорили, что местные «афганцы» помогут…
— В России сегодня все возможно — и очень злое, и самое лучшее, — отвечал ей отец. — Очень много можно сделать хорошего — при наличии доброй воли, упорства и терпения. Никому не верь, что ничего не возможно. Но вообще-то — мне кажется, ты сможешь что-то сделать, помимо всего этого, и для себя лично. Не вижу в этом ничего дурного. Петр Андреевич, исходя из того, что я о нем знаю, несомненно, одобрил бы это.
