Книга Жажда смерти - Кирилл Шелестов

Я не стал спорить, хотя нисколько не сомневался, что она врала. Вряд ли ее невостребованным товаркам удалось отщипнуть больше, чем по пятьдесят долларов на такси.

— А потом Ваня-то и проснулся, — продолжала она. — Часа уж три было. Или четыре. Ну, мы с ним посидели, выпили. Я ему говорю: давай эту тетку снизу пригласим за компанию, чисто просто выпить. Как человек с человеком. Все равно она там одна сидит. А он уж и не помнит, какую тетку. Ну, я спустилась, уломала ее. Сначала просто общались, слово за слово. А потом, смотрю, он ее в спальню ведет. Я подождала там сколько надо. А потом к ним сама залезла. Эта девчонка сначала зажималась, а потом нормально. Ну что, я побежала, да?

6

— Заводная прошмандовка, — одобрительно заметил Храповицкий, когда мы сели с ним в машину. — Полезная. Надо будет ее на наши пьянки брать. У тебя есть ее телефон?

Я молча кивнул. Эпизод в гостинице отвлек его и улучшил его настроение. Но ненадолго. Через пару минут он вернулся к прежним планам по моему перевоспитанию. Он наморщил лоб, пригладил брови и, несколько задрав подбородок, начал как бы свысока:

— Мне давно и неоднократно говорили, что я совершаю ошибку, слишком приближая тебя к себе. — Он сделал многозначительную паузу. — Я не слушал.

С критикой нашего близкого общения обычно выступали два человека: его подруга Олеся и мой друг Виктор. Олеся полагала, что наше с Храповицким совместное времяпрепровождение не учит его ничему хорошему. Напротив, приносит прямой вред, существенно расширяя круг его знакомств с женщинами. Виктор считал, что я поставил себе цель стать партнером и неукоснительно к ней двигаюсь. Интригуя против него, Виктора. Я не стал допытываться, чьим именно авторитетным мнением обо мне делится со мной Храповицкий на этот раз. Я просто согласился.

— Да, действительно, — сказал я.

Он покосился на меня, обеспокоенный моей интонацией.

— Что «действительно»? — настороженно спросил он.

— Ну, так, вообще, — ответил я неопределенно. — Действительно, ты не слушал. А тебе действительно многие говорили.

Он сделал паузу, подумал, нет ли в моих словах скрытого сарказма, и, не обнаружив его, продолжил:

— Сейчас я и сам склонен думать, что поступал довольно опрометчиво...

— Володя, — не выдержав, перебил я, — ты что, репетировал, что ли?

Вся напыщенность мигом слетела с него. В лице появилось мальчишеское обиженное выражение.

— Нет, а скажи! — запальчиво потребовал он. — По-твоему, это нормально, когда подчиненный уводит телку у начальника? Нормально, да? Вот сам ты что по этому поводу думаешь?!

— Я мог бы сформулировать этот вопрос по-другому, — возразил я кротко. — Нормально ли, когда человек желает переспать с девушкой, которая нравится его другу?

— А я тебе про что твержу?! — подхватил Храповицкий, повышая голос. — Я и говорю, что это скотство!

— Видишь ли, в данном случае под тем, кому она нравилась, я имел в виду себя, — мягко поправил я.

Он недоуменно уставился на меня.

— А я и не знал, что она тебе нравится! — пробормотал он. — Ты же не говорил ничего!

— А если бы сказал, это что-то изменило?

— Не знаю, — признался он честно. — Может быть, да.

— А может быть, нет, — невольно улыбнулся я. — Ты не замечал, что все возникающие в нашей жизни проблемы мы обсуждаем в категориях «начальник» и «подчиненный»? Я сейчас говорю не только о нас с тобой. Я говорю обо всех людях, нас окружающих. Мы не можем в ресторане пропустить незнакомого человека вперед себя, не выяснив предварительно, на чем он приехал. Если это его «жигули» на улице стоят, то куда, пардон, прет этот крокодил? С таким свиным рылом? Пшел вон, сука. Кто ты такой? А если это его охрана вдоль улицы выстроилась, то позвольте, мы поможем вам пальтишко снять? И здесь подождем, пока вы обедать закончите, чтобы подать вовремя. А сами мы есть не будем. Чтоб вам не мешать. И так во всем. Мгновенный переход от спеси к холуйству — основной закон русской жизни.

— Но это же правильно! — ответил он убежденно, без тени сомнения. — Субординация — основа мироздания. Ты сам это говорил. Я даже запомнил. Или ты уже успел передумать?

— Я успел перестать принимать мироздание, — ответил я.

— Ты не принимаешь мироздание?! — закричал Храповицкий в притворном ужасе. — Да ты сам-то хоть понимаешь, что говоришь?

По большому счету, ему не было до мироздания никакого дела. Ему важно было довести воспитательную работу до понятного ему завершения.

— Я бы еще, может, стерпел, если бы это было только на работе, — сказал я, игнорируя его пафос. — Но ведь те же выдуманные нами законы мы распространяем и за ее пределами.

— А когда мы не работаем? — сердито возразил он. — Когда спим, что ли? Когда мы тащимся в Москву или едем за границу развлекать губернатора, это что, не работа? Когда мы прыгаем вокруг Вихрова, это, скажешь, наша большая радость? Праздник, подаренный нам судьбой? Да в гробу я это видел! Я бы лучше в это время на охоту съездил или Маринке скандал устроил! Ты думаешь, мне приятно со всякой мразью расшаркиваться? Взятки таскать да еще в приемных дожидаться? За свои же бабки чужие капризы терпеть! Но не получается по-другому! Не выходит! Сколько кретинов и негодяев мне пришлось облизать, чтобы стать начальником «Трансгаза»? А теперь они меня будут облизывать. В очередь выстроятся! Так и должно быть! Так во всем мире устроено! А что касается нас с тобой, да и всех тех, кто в жизни хоть чего-то добился, то мы, если вдуматься, вообще живем на работе!

Попав на любимую тему, он разошелся, даже как-то посвежел и приободрился. Я подождал, пока он закончит, и продолжил расспросы:

— А работаем мы с тобой для чего?

— Для денег, как и все! Да чего же еще?! Ну, плюс, конечно, самореализация. Мы же не можем сидеть сложа руки и мириться с тем, что нас, по твоему выражению, отпихивают у входа в ресторан.

— Получается, что мы живем ради денег, — подытожил я. — И самореализуемся унижаясь.

Он понял, что попал в капкан. Выражение его лица переменилось. Он машинально почесал за ухом.

— Ну нет, я не согласен, — неуверенно протянул он, явно не зная, что возразить. — Если говорить об унижении, то это, так сказать, издержки производства. Необходимое условие, что ли. Деваться некуда. Мы же тоже, в свою очередь, кого-то унижаем. То есть тут одно компенсируется другим. А деньги? — он задумался. — Это, конечно, очень важно. Но вообще-то есть еще друзья. Женщины.

— А без денег они бы у нас были? Он хмыкнул и покрутил головой.

— Если честно, то я сомневаюсь.

— А мы с тобой — друзья?

— Мы с тобой — да! — кивнул он не задумываясь. — Конечно! — И тут же спохватился. — Я не буду отвечать на твои вопросы! — возмущенно воскликнул он. — Ты все передергиваешь и меня ловишь! Сейчас ты начнешь донимать меня тем, почему же тогда я говорю с тобой как начальник. Так? Так? Ты ведь к этому вел?