Книга Прочь из моей головы - Софья Валерьевна Ролдугина

чего-то в том же роде Йен торжественно вручил мне уже знакомую визитку с номером книжного магазина. Я спрятала её в задний карман джинсов, искренне надеясь, что она не понадобится.

А за полчаса до заката мы стояли перед Мостом Фей, взявшись за руки – и, наверное, в первый раз были действительно похожи на двух подростков на пороге большого приключения. План включал всего три этапа: страстно поцеловаться на мосту, проникнуть в параллельную реальность, разобраться с феечкой. И предполагалось, что после этого нас выбросит обратно к парку или на Собачий пляж, как получится.

– Ну, естественно, что-нибудь пойдёт не так, – подмигнул мне Йен. – Но я справлюсь. И, да, не забудь двинуть мне посильнее, чтобы хозяин мостов проникся спектаклем.

«Интересно, почему двинуть мне – это насилие и риск для отношений, а двинуть тебе – увлекательный спектакль для феи», – угрюмо подумала я.

Нехороших предчувствий было выше крыши.

Мы совершенно точно что-то упускали из виду.

Первый этап, впрочем, прошёл гладко. Поцелуй тоже – Йен старательно дёргал меня за волосы, заставляя повернуться или откинуться назад посильнее. А я от нервов почти ничего не чувствовала и разглядывала опрокинутый пейзаж: тёмную, почти что чёрную реку; ажурные белые перила и остов беседки; заросли на берегах и листья, которые шелестели даже без ветра. Затем мы «поссорились» – с моей точки зрения, довольно вяло и неубедительно, однако благообразного старичка-туриста как ветром сдуло: люди терпеть не могут вмешиваться в чужие конфликты, особенно если есть риск огрести за вмешательство от дылды с розовыми волосами или от подозрительной истерички в чёрном. Затем мы выждали несколько секунд, с деланой сердитостью пялясь друг на друга – и разошлись в разные стороны… Подвох был в том, что на самом деле Йен продолжал приглядывать за мной, потому что шагал спиной вперёд, предварительно наложив на себя чары иллюзий.

И, когда я незаметно для себя самой ухнула в другое измерение, он отправился следом.

– Попалась, детка, – сцапал Йен меня за руку и развернул к себе, а затем поцеловал в губы, уже не скрывая удовольствия. – М-да, а миленькое тут местечко – мост висит фактически в пустоте и замыкается сам на себя, – добавил он, оглядевшись. – Интересно, фея выглянет добровольно, или придётся её вытаскивать силой.

– Если б ты её видел хоть разок, то не спешил бы на встречу, – припугнула я его, тоже озираясь. – И, кстати, пришло тут в голову кое-что… Способности феи управлять пространством и временем кое-как объясняют исчезновения на мостах. А с потерянными душами-то что?

Он вдруг застыл, точно врезался в стеклянную стену.

И – переменился в лице.

– В общем, феи обычно медленно копят силу, – произнёс он сдавленно и вдруг притянул меня поближе, словно заслоняя собой от удара. – За одним исключением: если только они не питаются, э-э, кем-то подобным себе.

– Но ведь потерянные души совсем не похожи по своей природе на фей… – возразила я и осеклась на полуслове. – Если только эта конкретная фея не происходит от души того самого брошенного ребёнка. В смысле, является отпечатком, воспоминанием или чем-то в этом роде.

– Похоже на то, – кивнул Йен настороженно. – По счастью, феи обычно не агрессивны и не вредят людям.

– За одним исключением? – пессимистично предположила я.

– Если только их не злить.

Он очень вовремя это сказал – небо как раз выразительно побагровело, воды реки забурлили, напоминая кипящую кровь, а заросли по берегам вспыхнули зловещим белым пламенем. Полуразрушенная беседка опасно накренилась, зато обрела утраченный прежде купол и теперь напоминала оскаленный череп.

Фея – кто бы сомневался – сидела аккурат в одном из окон-глазниц и ревниво пялилась из темноты.

– Урсула, беги на берег, – приказал Йен, отталкивая меня себе за спину. – Чисто теоретически, оно всего лишь заботится о «мамочке» и не должно тебе навредить.

– А тебе?

Он стиснул зубы и не ответил.

Существо в беседке сейчас на ребёнка не походило даже отдалённо. Да и на человека тоже – выпученные бельма, тощее костистое тельце в красном комбинезоне, длиннющие руки… Оно следило за нами, по-совиному поводя головой из стороны в сторону и хихикая, а когда потеряло меня из виду – приподнялось на тоненьких дрожащих ножках и заорало.

Честно, я думала, что барабанные перепонки лопнут, но каким-то чудом пронесло.

– Громкий какой, – прокомментировал Йен и тыльной стороной руки вытер кровь с носа и с подбородка. – И метил в меня, гадёныш… Урсула, ты чего?

Я прижала к лицу ладони, сложив их лодочкой – закрыла, как маской; неосознанный жест защиты, попытка запихать в себя обратно и слёзы, и сбившееся дыхание.

– Если… если… – глухо произнесла я, не в силах выговорить всю фразу целиком за раз. – Если ты все проблемы решаешь так, я против того, чтобы ты был садовником! У… у-у… увольняйся.

А этот… этот нехороший чародей расхохотался.

– Не бойся, Урсула! – крикнул он, делая шаг вперёд с расставленными руками, словно хотел обнять и беседку-череп, и чудовище в ней, и весь мост заодно. – Я справлюсь!

Фея снова атаковала воплем, и голова у меня закружилась от звука. Когда я проморгалась и сумела выпрямиться, то Йен уже пробежал половину моста. Реальность точно плавилась; небо закручивалось по спирали против часовой стрелки, и сквозь чёрно-багровое безумие проступали бледно-голубые пятна, расползались, как тлеющие подпалины. Дальний край моста встал, как на дыбы, что-то полыхнуло – и вдали, как мираж, завиднелся город в лиловой дымке заката. Беседка накренилась и рухнула.

Существо взвилось над обломками – и ринулось к Йену.

Он замахнулся ногой, почти не целясь.

Попал.

Феечка вместе с кроссовкой улетела по красивой траектории и впечаталась в обломки беседки; их разметало по всему мосту, реку тоже оросило порцией каменной дроби, и вода утробно забулькала, глотая осколки. Я инстинктивно зажмурилась, пока оседала пыль, хотя до меня почти ничего и не долетело-то. А когда снова открыла глаза, Йен уже держал в руках небольшой фонарь, похожий на птичью клетку, и шёл ко мне, едва ли не светясь от удовольствия.

– Поймал! – объявил он ещё издали и счастливо рассмеялся. Волосы у него, взлохмаченные и длиннющие, аж до лопаток, выглядели сейчас, скорее, серыми от грязи,