Книга Культурная революция - Михаил Ефимович Швыдкой

правило, шлифуются настоящие искусствоведческие таланты. Не случайно еще при А.И. Комече, выдающемся ученом, который более десяти лет возглавлял Институт искусствознания, были начаты новые коллективные труды института. Их рождение определялось заказом Министерства культуры, но заказ этот тщательнейшим образом обсуждался в самом институте. Совершенно очевидно, что нам необходимо создать новую историю отечественной и мировой художественной культуры, ведь сегодня студенты по-прежнему учатся по советским учебникам. И даже лучшие из них устарели и идеологически, и методологически.

Для того чтобы решить эту проблему, необходимо значительное число исследователей, специалистов по разным эпохам и по разным родам и видам искусств, а специалистов этих, увы, все меньше и меньше. Нужна научная среда, где в режиме свободных дискуссий формируются контуры будущих проектов. По-другому – нельзя. По-другому появится либо полупублицистика (это в лучшем случае), либо откровенная халтура. А среда – это не сотня ученых, о которых мечтают радикальные управленцы, и даже не восемьсот, коих мечтают сохранить робкие консерваторы. Это нечто большее. И по численности, и по качеству.

Я вовсе не идеализирую современное положение в научных институтах, которые занимаются искусствоведением, культурологией, материальным и нематериальным наследием – природным, рукотворным, устным. Их есть за что подвергнуть серьезной критике. Весь вопрос, с каких позиций и во имя чего. Их деятельность нуждается в серьезном осмыслении, а возможно, и переосмыслении. Но это новое знание должно прийти после всесторонней профессиональной дискуссии. Ведь речь идет о национальном достоянии, которое востребовано и у нас в стране, и за рубежом.

Декабрь 2012

Один из тысячи

В своей ранней книге «Наши собеседники», вышедшей в издательстве «Искусство» в 1981 году и посвященной судьбе русской классики на сцене советского театра 70-х годов прошлого века, Анатолий Смелянский вспоминал слова Версилова из «Подростка» Ф.М. Достоевского, обращенные к сыну. «У нас создавался веками какой-то еще невиданный высший культурный тип, которого нет в целом мире, – тип всемирного боления за всех… Он хранит в себе будущее России. Нас может быть всего только тысяча человек – может, более, может, менее, но вся Россия жила лишь для того, чтобы произвести эту тысячу. Скажут – мало, вознегодуют, что на тысячу человек истрачено столько веков и столько миллионов народу. По-моему, немало».

Возможно, за минувшие с момента написания этих слов полтора века количество подобных людей увеличилось. Может быть, их не один десяток тысяч, но по-прежнему мало. И Смелянский, человек, поднявшийся на вершины российской культурной жизни из толщи жизни советской, с переулков нижегородского Канавина, – безусловно, один из них. Он часто прикрывается броней иронии, его умение парировать задевшую его колкость снискало ему славу блестящего полемиста. Но за всем этим острословием, взращенным с детских лет из-за яростного желания не давать себя в обиду, – уникальная способность сопереживания чужой боли, проникновения в судьбу других людей. В искусстве и в реальности. Это вовсе не умение играть в других людей, перевоплощаться, как это делают профессиональные актеры, – в Смелянском живет талант сопричастности к линиям исторического бытия и деталям повседневного существования разнообразных персонажей прошедшей и настоящей жизни. Его страсть к театру на самом деле форма страсти, собственно, к жизни.

Конечно, он хотел быть актером, после восьмого класса начал учиться в студии при Горьковском ТЮЗе, которую бросил из-за смерти отца. Надо было помогать семье, устроился на завод строгальщиком, перейдя в вечернюю школу. Это был знак свыше, но юный Смелянский его не разгадал и – сделал вторую попытку стать актером. Господь уберег его и во второй раз. Между провалом при поступлении на актерский факультет Школы-студии при МХАТ СССР в 1960 году и его нынешним творческим состоянием – огромный путь, требовавший помимо природного таланта сконцентрированности воли, работоспособности и, конечно, удачи.

Мы подружились без малого сорок лет назад, в 1973 году, в редакции журнала «Театр», умещавшейся в ту пору в трех комнатах на Кузнецком Мосту. Я знал его еще с конца 60-х годов, он стал московской знаменитостью, защитив диссертацию о драматургии М.А. Булгакова в 1972 году. Но сблизились мы именно в 73-м после яростного – до крика – спора из-за того, как надо ставить Шекспира. Вернувшись из поездки в Киров, нынешнюю Вятку, куда он ездил смотреть спектакли местного Театра юного зрителя, он начал ругательски ругать меня за мою рецензию на «Гамлета» в постановке Евгения Минского, который был тогда главным режиссером Кировского ТЮЗа. Ругал со страшной силой, словно речь шла о жизни и смерти. И я отвечал ему без моей нынешней дипломатической уклончивости. Надо сказать, что такой страстью, темпераментом и открытостью отличались все наши редакционные споры о театре. Правду, и ничего кроме правды, и еще кроме правды… Театр был для нас больше и важнее, чем жизнь, и мы могли ругаться и спорить часами. Журнал «Театр» с конца 60-х годов был тем местом, где молодой литературовед из Горького начал печатать свои первые статьи в столичной прессе, которые принесли ему всесоюзную известность. Это были счастливые годы журнала «Театр», он был средоточием первоклассных авторов и редакторов, которые во многом определяли умонастроения «читающей России». И Смелянский стал одним из лучших театральных писателей страны. Настоящий шестидесятник, он ценил искренность и правдивость художественного высказывания, что не мешало ему участвовать в создании одного из самых ярких театральных спектаклей начала 70-х годов – шекспировскую «Двенадцатую ночь» режиссер Борис Наровцевич и художник Сергей Бархин в Горьковском ТЮЗе поставили в ту пору, когда А. Смелянский работал в нем завлитом.

Ярко выраженный лидер, солист, чьи телевизионные монологи уже вошли в историю русской культуры вместе с блистательными работами Ираклия Андронникова и Юрия Лотмана, он умеет раствориться в коллективной работе, с максимальной отдачей работая на результат. Именно поэтому, пять лет проработав в Центральном театре Советской Армии, с 1980 года он становится ближайшим сотрудником Олега Ефремова, возглавив литчасть МХАТа, с которым он неразрывно связан уже более 30 лет. Он стал идеологом и летописцем этого театра, вместе с И. Соловьевой и сотрудниками Комиссии по наследию К.С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко открыв нам не просто подлинное завещание гениев русской сцены, но и высокую трагедию их судьбы.

Но при всем этом он сохранил способность радоваться тому, как замечательно работает новая сантехника в общежитии студентов Школы-студии при МХТ, которой он увлеченно руководит уже более десяти лет. Высокий интеллектуал, он точно знает, что в театре и в школе не бывает мелочей. Так и живет. А поздравлять его с юбилеем будем только завтра.

Декабрь 2012

Избранник судьбы

3 декабря 2012 года в