Книга Ужас Данвича - Говард Филлипс Лавкрафт

Джилмен механически привел себя в порядок и отправился на занятия, однако в то утро он был не способен сосредоточиться на учебе. Мрачные предчувствия окончательно завладели юношей; казалось, он ждет какого-то нового сокрушительного удара судьбы. В полдень Джилмен завтракал в университетской столовой; ожидая десерта, он машинально подобрал с соседнего стула оставленную кем-то местную газету и стал ее просматривать… Джилмен так и не дождался своего десерта; то, что он прочитал в одной из заметок на первой странице, разом лишило его сил и заставило внутренне окаменеть. Словно в тумане, юноша расплатился и поплелся к Илвуду.

В газете сообщалось, что прошлой ночью в районе Орнской пристани при весьма загадочных обстоятельствах произошло похищение ребенка: исчез двухлетний сын некоей Анастасии Волейко, туповатой на вид работницы местной прачечной. Как выяснилось, мать ребенка давно уже опасалась чего-то подобного, но ее страхи основывались на таких диких предрассудках, что никто не принимал их всерьез. Волейко утверждала, что примерно с начала марта поблизости от ее дома постоянно появлялся пресловутый Бурый Дженкин, по поведению которого она поняла, что ее маленький Ладислаш выбран в качестве жертвы для ужасного шабаша в так называемую Вальпургиеву ночь. Волейко обращалась к своей соседке Мэри Чанек с просьбой оставаться на ночь в их комнате, чтобы защитить ребенка, но та не осмеливалась выполнить эту просьбу. Обращаться в полицию казалось ей бесполезным, поскольку там, по ее мнению, не верят в подобные вещи. Между тем, сколько она себя помнит, детей похищают в округе каждый год. Сожитель Анастасии Волейко, Питер Стовацкий, также не желал помочь ей, поскольку «ребенок ему только мешал».

Еще одна заметка, помещенная рядом, произвела на Джилмена настолько ошеломляющее впечатление, что он буквально облился холодным потом. В ней приводился рассказ двух припозднившихся гуляк, проходивших мимо той же пристани в первом часу ночи. Оба признавали, что находились в состоянии опьянения, и тем не менее клятвенно заверяли, будто видели, как в темный переулок неподалеку от пристани крадучись заходили три очень странно одетых человека. Необычная троица состояла из огромного негра в балахоне, старухи в лохмотьях и молодого белого в одной пижаме. Старуха буквально тащила за собой молодого человека, а об ноги негра все время, пока их было видно, терлась ручная крыса, неутомимо сновавшая в грязи.

Джилмен просидел весь день в каком-то оцепенении; так его и застал по возвращении домой Илвуд, уже видевший газеты и сделавший поистине ужасные выводы из прочитанного. Теперь ни тот ни другой не сомневались, что они оказались в центре очень серьезных и жутких событий. Нечто чудовищное, немыслимое происходило у них на глазах: ночные кошмары вторгались в повседневную реальность; только трезвая готовность противостоять миру призраков может предотвратить еще более страшные события. Несомненно, рано или поздно Джилмену придется повидать врача, но лучше не делать этого сейчас, когда все газеты полны сообщений о вчерашнем похищении ребенка. Оставалось по-прежнему непонятным, что же происходило на самом деле; страшная неизвестность сводила с ума. Илвуд и Джилмен тревожным шепотом обменивались самыми невероятными предположениями. Могло ли случиться так, что Джилмен, сам того не зная, во сне, продвинулся в своих исследованиях пространства и его измерений куда дальше, чем предполагал? Мог ли он действительно перемещаться из нашей вселенной в иные миры, о существовании которых и не догадывался прежде? Где мог он находиться – если действительно покидал свою комнату – в те ночи, когда его преследовали все эти дьявольские видения? Сумрачные ревущие пропасти – зеленый каменистый склон холма – блистающая всеми цветами радуги терраса – притяжение неизвестных планет – черная спираль эфира – Черный человек – грязный переулок и скрипучая лестница – старая колдунья и маленькая косматая тварь с длинными клыками – скопление пузырей и маленький многоугольник – странный загар – ранки на руке – что-то маленькое и бесформенное в руках у старухи – покрытые грязью ноги – сказки и страхи суеверных иностранцев – что все это, наконец, означало? Насколько применимы здесь законы логики и здравого смысла?

Ночью ни тот ни другой не могли заснуть, но наутро они не пошли в колледж и немного вздремнули. Настало 30 апреля; после захода солнца должен был начаться шабаш, вызывавший такой панический страх у всех без исключения местных жителей старшего поколения. Мазуревич вернулся домой ровно в шесть; по его словам, рабочие на фабрике передавали, что Вальпургиева оргия должна состояться в овраге за пригорком Медоу-Тилль, там, где посреди небольшой площадки, на которой почему-то не растет ни единой травинки, стоит древний Белый камень. Некоторые даже обращались в полицию и советовали именно в том месте и искать пропавшего Ладислаша Волейко, но никто не верил, что полицейские хоть пальцем шевельнут. Джо настойчиво уговаривал бедного молодого джентльмена надеть на шею крестик; чтобы успокоить доброго малого, Джилмен так и сделал, спрятав маленькое распятие под рубашкой.

Поздно вечером оба молодых человека дремали в креслах, убаюканные молитвами суеверного простака с первого этажа. Борясь со сном, Джилмен ни на секунду не переставал вслушиваться в тишину, так как, сам того не желая, надеялся все же, что его неестественно тонкий слух поможет разобрать за привычными скрипами старого дома другие звуки, едва различимые и такие пугающие. С каким-то болезненным чувством он дал волю воспоминаниям о прочитанном «Некрономиконе» и «Черной книге» и вдруг поймал себя на том, что тихонько раскачивается на месте в такт тем гнусным ритмам, что, говорят, сопровождают самые отвратительные обряды шабаша и происходят оттуда, где время и пространство не существуют.

Неожиданно он понял, к чему так внимательно прислушивается, – к сатанинским гимнам мерзкого празднества в далекой черной долине. Откуда он так хорошо знал, что произойдет дальше? Откуда могло быть ему известно, в какую именно минуту Нахав и ее прислужник должны внести вслед петуху и черной жабе наполненную кровью чашу? Джилмен увидел, что Илвуд заснул, но тщетно пытался разбудить своего товарища окриком: какая-то неведомая сила не давала ему раскрыть рот. Он был не властен более над самим собой. Неужели он все-таки расписался в книге Черного человека?

Потом слабое дуновение ветра донесло какие-то новые слабые звуки, доступные лишь его воспаленному нечеловеческому слуху. Над дальними дорогами, полями и холмами летели эти звуки, преодолевая многие мили, но Джилмен сразу узнал их. То разжигали костры, и танцоры становились в круг. Как не отправиться туда?.. Но что же за сила завладела им? Увлечение математикой, древние предания – старуха Кеция – Бурый Дженкин… И тут он увидел, что в стене, недалеко от его кушетки, появилось новое отверстие. И гимны, доносившиеся издалека, и молитвы Джо Мазуревича на первом этаже перекрывал теперь другой звук: кто-то мерзко и настырно скребся за дощатой стеной. Лишь бы не погасла электрическая лампочка, успел подумать Джилмен. В эту минуту из отверстия в стене показалась зубастая бородатая мордочка (то была жуткая, издевательская копия лица старухи Кеции, понял наконец юноша), и тут же кто-то чуть слышно, неуверенно толкнулся в дверь.

Перед глазами возникла визжащая сумрачная пропасть, и Джилмен почувствовал, что силы оставляют его по мере того, как вокруг смыкаются бесформенные переливающиеся пузыри. Впереди несся маленький многоугольник со сторонами, сменяющимися, будто стеклышки в калейдоскопе; бурлящую пустоту вокруг пронизывали все быстрее следовавшие друг за другом и все повышавшиеся звуки – они составляли какую-то неясную мелодию, стремившуюся, казалось, разрешиться некоей неописуемой и невыносимой кульминацией. Похоже, Джилмен знал, что должно произойти, – чудовищный взрыв ритма Вальпургиевой ночи, музыки космоса, вобравшей в себя всю силу брожения изначального пространства-времени; ритм этот таится глубоко в недрах материи, но иногда пробивается вверх в отмеренных слабых отзвуках, проникающих во всякий слой бытия; такие взрывы не проходят бесследно – они придают определенным периодам в сознании любого из миров всеобщий страх и ужасное значение. Через секунду перед его глазами возникла новая картина. Джилмен снова оказался в залитой фиолетовым светом тесной комнатке со сводчатым потолком и наклонным полом, с низкими сундуками, полными древних рукописей, скамейкой и столом, странными небольшими предметами и с треугольным отверстием в полу. На стене лежало что-то маленькое и белое – совершенно раздетый мальчик лет двух, видимо, без сознания. По другую сторону стояла мерзкая старуха со злобным взглядом; в правой ее руке сверкал нож с замысловатой рукояткой, а в левой ведьма держала необычной формы чашу из светлого металла, покрытую каким-то странным орнаментом, с тонкими ручками по бокам. Колдунья хрипло прокаркала слова какого-то заклинания – Джилмен не понял их, но он, кажется, встречал несколько фраз на этом языке в «Некрономиконе».