Книга Гарем Ивана Грозного - Елена Арсеньева

… В ту пору Борис был на Оке, где выставлялось русскоевойско против вышедшего в новый поход Девлет-Гирея. Крымский хан повернул отМолочных Вод, устрашившись противника; Борис, довольный, воротился в Москву,чая награды или хотя бы слова благосклонного, – и узнал, что сестра живеттеперь при дворе и, возможно, предназначается в невесты младшему царевичу.

Первым чувством была обида на судьбу, которая в очереднойраз подставила ему ножку. Борис ведь по-прежнему желал для сестры куда болеевысокой участи! Надеялся, что рыжая пакостница Аннушка Васильчиковакогда-нибудь осточертеет государю, тот возмечтает не о смехотворномсожительстве, а об освященном церковью браке, затеется выбор невест, и уж тутБорис костьми ляжет… А вон как все обернулось! Позже выяснилось, что похлопоталза Ирину Богдан Бельский, рассудив: все-таки Годуновы – родня какая-никакая,лучше Ирина, чем абы кто чужой при царевиче. Годунов мысленно пообещалкогда-нибудь припомнить Богдаше эти «родственные хлопоты», вдребезги разбившиеего собственные расчеты, – и со свойственным ему холодным здравомыслием началразмышлять, как обернуть в свою пользу то, что на первый взгляд казалось неудачей.

Сначала он уныло призадумался, что как-то часто в последнеевремя приходится смиряться с провалами… но чем больше проходило дней и месяцев,тем чаще казалось ему, что судьба вовсе не подставила ему ножку, а подсунулапервую ступенечку к новому, невиданному еще возвышению. Борис все отчетливеепонимал, что не родилась на свет женщина – кроме, может быть, первой царицы,Анастасии, – которая могла бы подчинить своему влиянию этого неуловимого – и вто же время беспечного, хитрого (порою он норовил даже сам себя перехитрить!) –и простодушного, измученного подозрениями – и доверчивого, что дитя,выносливого, как бык, – и насквозь хворого, изощренно-умного – и до глупостинедогадливого человека, которого называли Иваном Грозным. Государь слишком привыкк внутреннему одиночеству, чтобы позволить властвовать над собой какой-тоженщине. К тому же – и это было главным! – Иван далеко не вечен. Сейчас емусорок шесть, хотя выглядит он гораздо старше. Конечно, он может прожить ещедолго. И пусть живет, потому что, храни Бог, случись что с государем, напрестол взойдет его старший сын Иван – а это будет означать окончательноекрушение всех надежд Годунова. Иван Иванович терпеть не может ближних отцовыхлюдей, у него свои взгляды на управление страной, свои ставленники на высшиепосты, спасибо скажешь, если загремишь воеводою в какую-нибудь тмутараканскуюглухомань, а то и с головой простишься. Пусть живет и царствует великийгосударь Иван Васильевич Грозный, многая ему лета… до тех пор, пока неповзрослеет его младший сын, которому сейчас идет осьмнадцатый годок. Царьрешил не женить сына еще года три-четыре, чтобы вполне окреп. Вот и пускайкрепнет. За это время он всей душой привяжется к будущей невесте – а ею должнастать Ирина Годунова, никакая другая. Ну, смотрины Марфы Собакиной и урокинезабвенного тестюшки Малюты Скуратова многому научили Бориса Федоровича, онуже примерно представлял себе, что надо сделать, чтобы расчистить Ирине путь ксердцу младшего царевича. Да небось Федор и сам ее не проглядит: Ирина ведьмало что красавица – такая ласковая, такая заботница! Ее хлебом не корми,только дай кого-нибудь пожалеть, а человека, более достойного жалости, чемцаревич Федор, Годунов в жизни своей не встречал.

Что же, полностью прибрать к своим рукам, через руки сестры,младшего наследника престола – это тоже очень даже неплохо. Надо тольконабраться терпения. И ни на минуту не упускать из виду ни Федора, ни Ирину.Сестра-то сестра, а все же она женщина. «Баба да бес – один у них вес!» – этомудрыми людьми сказано. Он уже доверился однажды женщине со всеми своимизаветными чаяниями – но где теперь та женщина, где те чаяния?!

И – бывают же в жизни чудеса! – именно в то мгновение, когдаБорис снова окунулся в пучину своих мрачных, разочарованных мыслей, к немуявилась посыльная с женской половины. Царица – на этом слове девушка запнуласьи смущенно потупилась – изволит звать к себе Бориса Федоровича Годунова. Проситбыть у нее немедленно!

* * *

Годунов прищурился, не спеша повиноваться… Он уже давноприметил, что вот этакую малую заминку перед словом «царица» делали отныне все,кому случалось упоминать ее. Вслух, конечно, не усмехались, однако Борис несомневался, что меж собою скрытно судачили. До него доходили вести, что чинсвой новая – хм, хм! – царица обставила с большой пышностью, куда величавее,чем законно венчанная Анна Алексеевна. Однако теперь бояре и дворяне отдаютсвоих дочек на дворцовую службу неохотно, хоть служба эта искони считаласьпочетной и хлебной. Зазорно боярышне, чья родовитость насчитывает десяток, а тои более славных поколений, кланяться безродной выскочке-прислужнице… к тому же,ставшей причиною падения прежней царицы и гибели многих людей. Все терпеливождали, когда пройдет плотская зависимость государя от этой выскочки и Аннушка Васильчиковавернется в ту же безвестную дыру, откуда вылезла. Но пока что-то непохоже было,что царь тяготится этой зависимостью, скорее наоборот, а потому Годунов, ещенемножко помедлив для утишения самолюбия, все же последовал за сенной девушкой,оказавшейся такой же придверницей, какой еще недавно была и сама Анхен: отворивГодунову двери в светлицу, девушка умостилась на краешке лавы под светцом,вынула из кармана клубочек с воткнутым в него крючком и принялась за какое-тонезамысловатое плетенье.

Еще не войдя, Борис услыхал голос Анхен – и не сразу узналего. Нежные переливы сменились рокочущими раскатами, и даже страннымпоказалось, что этот басовитый голос исторгается тем нежным, стройнымсуществом, нагота которого произвела-таки на Бориса – чего греха таить! –немалое впечатление и забылась не скоро, пусть даже и пугала его сильнее, чемвлекла. Однако стоило ему ступить на порог и взглянуть на новую царицу, как онобнаружил, что прежняя Анхен – рыжая воздушная красавица из Немецкой слободы –исчезла навеки. Вместо нее Годунов увидел статную, пышную бабу, облаченную втяжелую золотую парчу, в ожерелье, шитом алыми лалами[98] и смарагдами самойчистой воды и самыми крупными, какие, наверное, только нашлись в знаменитойцаревой сокровищнице. Кика ее была тоже расшита крупными лалами по золотойнити, высокие и широкие зарукавья напоминали овершья боевых рукавиц, а убрус,не белый, как носило большинство женщин, а вызывающе-алый, отбрасывал мятежныесполохи на круглое румяное лицо.

Да, Анхен значительно раздалась вширь. Неужели этопревращение из девицы в женщину так на нее подействовало? Или она все это времятолько и делала, что ела, наверстывая упущенное за годы полуголодногосуществования у скаредов-немцев?