Книга История церкви, рассказанная просто и понятно - Брюс Шелли

И как нам объяснить эту революцию в Риме? Какие события сложились так, что Католическая Церковь усомнилась в своем облике «осажденной крепости»?

Добрый пастырь, папа Иоанн

Ветер перемен проник в замок Католической Церкви лишь потому, что ему раскрыл окна один-единственный иерарх: Анджело Ронкалли, известный нам как Иоанн XXIII.

Папа Иоанн часто говорил о том, что идея о Соборе пришла ему как внезапное озарение Духа Святого. И в самом деле, после его избрания, 28 октября 1958 года, не прошло и девяноста дней, как он провозгласил миру о своем намерении созвать Собор.

Впрочем, во многом Анджело Ронкалли был уникально подготовлен к этому мгновению истории. Он обладал почти интуитивным даром чувствовать надежды и нужды людей. В бытность свою молодым священником он целый год преподавал в Папском Латеранском университете, где читал курс о жизни и идеях отцов ранней Церкви, но потом начальство решило, что он недостаточно безопасен. Он даже осмеливался выдвигать немыслимые идеи – скажем, о том, что в некоторых обстоятельствах можно разрешать смешанные браки. И вот, он изнывал на должности переписчика писем в Конгрегации по делам Восточных Церквей, пока официальные лица не решили, что им нужен апостольский посланник в далекую Болгарию (1925–1934). Оттуда Ронкалли на десять лет отправился в мусульманскую Турцию, а ближе к концу Второй мировой войны его перевели из ссылки в беспокойную Францию: Святой Престол не желал отправлять туда, на «черную работу», своих лучших людей. Но смирение и таланты Ронкалли очаровали французов, и в 1953 году папа Пий XII даровал ему красную кардинальскую шапку и назначил его духовным главой Венеции.

Иоанн взял за правило везде и всегда при встречах проявлять к некатоликам дружелюбие и приязнь. В Турции он помогал освобождать и вывозить евреев из нацистской Германии, а во Франции после войны содрогался от ужаса, когда смотрел фильмы с грудами трупов в Бухенвальде и Аушвице. «Как это возможно? Мистическое Тело Христово!» Когда группа иудеев навестила его после того, как он уже стал папой римским, он вышел к ним и просто повторил слова библейского приветствия: «Я – Иосиф, брат ваш!»

Иоанн просил о том, чтобы в нем, папе римском, видели не политика и не ученого, а «доброго пастыря, защищавшего истину и добродетель». Он часто покидал Ватикан и отправлялся в приюты, тюрьмы, школы и церкви. Однажды он даже нанес папский визит странствующему цирку-шапито и дружелюбно потрепал львенка по имени Долли. Он распрощался с обычаем, по которому посетителей не пускали в собор Святого Петра, пока папа гулял внизу, в саду. «А почему бы им не посмотреть? Я же не делаю ничего скандального!»

После того как папа Иоанн XXIII объявил о своем решении созвать всеобщий Собор, он сказал, что цель Собора – aggiornamento, в переводе с итальянского – «обновление». Это предполагало не только адаптацию к внешней жизни современного общества, но и полное внутреннее изменение образа мыслей. Иоанн явно задумывал все так, чтобы Собор перешел от жестких законодательных рамок прошлого к пастырским заботам настоящего. Многие ожидали, что aggiornamento приведет к революционным переменам в Церкви, – как обращение Константина Великого или Реформация. Такое преображение призывало отвергнуть близкую связь религии и политики, которую установил Константин, и отречься от тесных рамок мышления, рожденных в дни Контрреформации. Иоанн XXIII определенно стремился к тому, чтобы Церковь шла в ногу с современным миром. Aggiornamento, как ни посмотри, было амбициозной программой.

Уже в первые дни того яркого октября, когда 2540 из 2908 достойных кардиналов, патриархов, епископов и аббатов прибыли в Рим, было ясно, что Второй Ватиканский Собор будет отличаться от всех прочих. На Первом Ватиканском Соборе, прошедшем в 1869–1870 годах, было лишь 600–700 священнослужителей, провозгласивших непогрешимость папы. На Тридентском Соборе, который длился восемнадцать лет и осудил протестантскую Реформацию, за декреталии отдали голос лишь 200 человек. На этот раз на Соборе было 230 священников из страны, которая оставалась миссионерской территорией до 1908 года: из Соединенных Штатов Америки. Американская группа по численности уступала только итальянской, насчитывавшей 430 человек. Еще было 230 африканцев, и более 300 гостей приехали из стран Азии.

Второй Ватиканский Собор был первым, созванным не для того, чтобы противостоять ереси, провозглашать новые догматы или выстраивать воинов Церкви против враждебных сил. Тот же Тридентский Собор (1545–1563) вновь утвердил действенность индульгенций, в которой усомнился Лютер, и воздвиг догматическую цитадель против протестантской Реформации. Вступительная речь папы звучала как наказ: Собор прежде всего не должен быть направлен «против» – только «за». Дни государственной Церкви, как он признал, были сочтены. И он сказал: в новой, зарождающейся эре Церковь не должна стремиться к тому, чтобы поддержать свой авторитет силой оружия или репрессий. Она должна «править исцеляющим милосердием, а не суровостью». И цель Собора – в том, чтобы позволить Церкви «обновиться». Модернизация приблизила бы время объединения христианства, когда молитва Христа «да будут все едино» могла бы исполниться.

То были смелые слова. И их предстояло проверить на деле уже спустя два дня, когда епископы и аббаты заняли свои складные кресла с зеленой обивкой и началась первая сессия Собора. Сперва священникам предстояло избрать достойных кандидатов на десять пожизненных постов. На столах, как «руководство к действию», лежали списки, предоставленные подготовительными комиссиями. Этими комиссиями управляли кардиналы папской курии, гражданской службы Ватикана, которую контролировали итальянцы. Списки для «руководства к действию» подразумевали: все пройдет более гладко, если священники изберут тех, к кому благоволила курия. Вопрос был в том, кто будет править Собором: папская курия или отцы-священники? А за ним крылся еще более фундаментальный вопрос: насколько Ватикан откроется миру?

В тот день голосования не случилось. С кресла у председательского стола, где сидели десять кардиналов, поднялся седовласый, слегка сутулый человек с ястребиным носом и, взглянув на священников, сидевших в два длинных ряда, сказал: «Списки кандидатов, что готовились еще до Собора, мы не примем. Но времени на выбор наших кандидатов у нас нет. И потому мы просим отложить принятие решения, чтобы мы смогли определиться с намерениями».

Просьбу поддержали, она была одобрена, и не прошло и получаса, как собрание разошлось. К этому призвал кардинал Ашиль Льенар, архиепископ Лилля в Северной Франции. Ему было семьдесят восемь лет. Он шесть месяцев готовился к Собору – и в этих «руководствах к действию», которые многим священникам казались всего лишь мерой, призванной ускорить процедуру, он усмотрел маневр, нацеленный на то, чтобы направить ход Собора в определенное русло. Но епископы показали, что не собираются просто одобрять решение экспертов папской курии. И два дня спустя, когда они выбрали десятерых, состав был уравновешенным и действительно международным.

Консерваторы и сторонники прогресса

Эти стратегические маневры в первые дни Собора прочертили границу между двумя группами епископов, ставших известными как «консерваторы» и «сторонники прогресса». На стороне первых, как сказал Фрэнсис Маккул, иезуит и библеист из Мэриленда, были «те, кто видел в будущем угрозу прошлому»; на стороне последних – «те, кто видел в будущем обещание грядущего». И два представления сталкивались в прямом смысле по каждому вопросу.