Книга Моногамист - Виктория Мальцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не сразу замечаю Эстелу и её пронизывающе-осуждающий взгляд: она явно это читала.
Долго смотрю ей в глаза, пытаясь определить главное, самое важное для меня, потом спрашиваю:
— Она читала?
Эстела отворачивается и, уже выходя, бросает мне:
— Я не видела…
Вот же чёрт.
Сжигаю эту чёртову её копию, зная наперёд, что до самого конца жизни буду мучиться вопросом: читала она или нет?
Kiesza — What Is Love
Я в Китае вот уже на протяжении нескольких долгих месяцев, работаю как заведённый, потому что иначе реально могу сойти с ума — не помогают даже дневники. Я жду один заветный день — День её Рождения, ещё один повод увидеться, ещё один шанс ощутить её близость рядом.
Габи вот уже восемь месяцев носит моего сына — осталось ещё совсем немного до родов, а сразу после них я уйду от неё. Я не собачка, чтобы привязывать меня на верёвочки, чем бы или кем бы они ни были. Дети получат от меня всё, что я обязан им дать, включая и отцовство, но их мать — не тот человек, перед которым у меня могут быть обязательства.
Не такой я всегда представлял себе свою семью, совсем не такой, но мой путь уже сложился, и изменить его я не могу.
В Сиэтл прилетаю поздно вечером, быстро принимаю душ, переодеваюсь и скачу буквально вприпрыжку в соседний дом, на соседнюю террасу.
Лера худая, но не измождённая как в прошлый раз, потрясающе красивая, но главное — изменившаяся: она остригла волосы, у неё точно такая же причёска и цвет волос, как в тот день, когда я увидел её впервые на побережье Крыма… Земля перестала вращаться, моё сердце биться, все мысли рассеялись, остались лишь эмоции и безумное, почти неудержимое желание поцеловать её в губы…
Я долго не мог застегнуть замок своего подарка на её шее, руки не слушались меня, не могли совладать с простым устройством защёлки, жаждая прикосновений, поглаживаний, сжиманий, ощупываний, они помнили, всё помнили, каждую линию, каждый изгиб, каждую родинку на её теле…
Я не знаю, как это произошло, как случилось то, что случилось, ведь я планировал отложить наш разговор до рождения ребёнка, но не выдержал, не сдержался, не смог больше держать всё наболевшее в себе:
— Почему ты ушла от меня?
Она не ожидала этого вопроса, вздрогнула, будто я ударил её, но ответила:
— Устала терзаться и ждать, когда же ты уйдёшь, гадать с кем ты, какая она, чем лучше меня, и насколько тебя хватит. Думать о том, как ты это сделаешь, что скажешь, насколько мне будет больно… Ты пропадал по ночам, тебя не было месяцами, где ты был, где ты жил — неизвестно. Мы не пересекались в спальне, это была уже не жизнь, а фарс. Но я не думала, что будет так…
Внезапно она замолкает, словно спохватившись, что говорит слишком много, слишком сильно открывается, но именно этого сейчас я хочу сильнее всего от неё:
— Говори до конца, о чём ты не подумала? Ну же? — меня просто распирает от негодования: конечно, всё именно так, как я и предполагал все эти годы!
Но она молчит.
— Тогда я скажу за тебя. Ты не ожидала, что будет так паршиво? Что будет настолько больно, что ты едва сможешь это пережить?
Она смотрит в мои глаза, и в них столько всего намешано, что не разобрать: коктейль радостных чувств и горестных, надежды и отчаяния, удивления и ожидания…
И я выдаю, наконец, своё признание:
— Я не изменял тебе, у меня не было никого ни разу, ни в мыслях, ни в постели.
Она зависает на несколько мгновений, в её уже немного блестящих от влаги глазах растёт ужас осознания:
— Где же ты был тогда?
Хороший вопрос. Где же я был тогда?
— Помнишь мой проект энергосберегающих стеклянных панелей?
— Да.
И я всё ей рассказываю об аварии, о судах, обо всех своих проблемах, переживаниях и внутренних терзаниях…
И вот они её слезы — океан сожалений о так глупо и бестолково допущенной ошибке, принёсшей нам обоим столько страданий и боли.
А причина всему — её недоверие. Отсутствие грёбаного доверия друг другу!
И вот, наконец, Валерия задаёт вопрос, которого я боялся, но к которому уже давно готов:
— Господи, Алекс, почему ты не рассказал мне, почему?
И я отвечаю, умалчивая основную причину — свой стыд перед ней, свой страх и боязнь её ухода. Так сильно боялся, что в итоге именно на это сам и толкнул:
— Чтобы защитить тебя от этого дерьма. Ты же не рассказываешь детям о своих проблемах, чтобы не тревожить их, не ранить, ведь чаще всего проблемы решаются… И ты ушла к нему! Почему к нему-то сразу? Ты не оставила мне даже шанса исправить всё, изменить!
И тут уже меня самого накрывают эмоции, но ей это всё равно: она в ужасе от понимания бездарности произошедшего между нами.
— Господи, Алекс, Алекс, Алекс, что же ты натворил! Если бы ты только сказал мне или поговорил со мной, всё могло бы быть по-другому! Нет, всё было бы по-другому!
Нелепость, просто глупая нелепость: не услышали друг друга, не почувствовали, не уберегли…
— Мы всегда можем всё изменить так, как захотим сами…
— Нет, не можем! Не можем! Мы в ответе перед ними!
Она, конечно, права, мы должны отвечать за свои поступки и ошибки, но есть одна незыблемая истина:
— Лера! Это всё не то, понимаешь? НЕ ТО!
Я не могу больше сдерживаться, мои руки обхватывают её плечи, мои ладони скользят по её изящной спине, повторяют изгибы её рук, талии, мои губы уже терзают её шею, вспоминая вкус её кожи, и у меня совершенно отключается всякая способность думать и рассуждать, трезво оценивать адекватность своих поступков…