Книга Дзержинский. От "Астронома" до "Железного Феликса" - Илья Ратьковский

В Мухалатке Дзержинский проходил и медицинское лечение. Так, в середине отпуска (15 сентября) в письме московскому врачу М. Г. Куршнеру он сообщил, что уже принял 12 ванн, здоровье поправляется, правда, стала болеть правая нога в бедренном суставе[1308]. Впоследствии решением Политбюро отпуск Дзержинскому был продлен до 1 ноября 1925 г.[1309] Очевидно, что данное решение учитывало результаты врачебного осмотра. 22 октября 1925 г. немецкие профессора Крауз и Фарстор, а также профессор Обросов провели осмотр Дзержинского с последующим консилиумом. Они сделали прогноз о дальнейшем состоянии здоровья председателя ОГПУ и ВСНХ. Согласно ему, врачи констатировали, что:

«Диагноз: отсутствие атеросклероза и гипертонии. В анамнезе припадок вроде стенокардического. Головные боли неопределенного характера.

Прогноз: Если пациент сам себя не будет беречь и его не будут беречь, то тяжелые ангинозные припадки вновь возобновятся.

Рекомендуется: умерить страстность при работе. Регулярный отдых. Много спать, не менее 8 часов отдыхать. После обеда отдыхать 1 час, не засыпая. Два раза в год отпуск не менее 4 недель каждый с пребыванием на Кавказе, который оказал уже благоприятное действие. Должен работать и не считать себя чересчур больным. Два дня в неделю, свободных от работы. Время от времени курить не более 6 папирос в день (на Кавказе), при работе не более 20 папирос

Профессор Крауз

Профессор Фарстрер

Профессор Обросов»[1310].

Во время отпуска Дзержинский не только отдыхал, но и принимал участие в различных совещаниях, писал письма. Размышлял он и о состоянии своего здоровья, о возможности работать в полную силу в условиях частных конфликтов с рядом членов Политбюро. Наиболее известно письмо Дзержинского Сталину от 6 октября 1925 г., с развернутой критикой Г. Е. Зиновьева и Л. Б. Каменева. Известный историк А. Г. Тепляков однозначно оценивает это письмо как признание Дзержинского: «Я не политик»[1311]. На наш взгляд, это письмо скорее признание Дзержинского, что он не способен уже более вести разговоры «как политик», сдерживая себя дипломатическими нормами, не высказывая в лицо свое мнение. Подобные «политесы» действительно не были свойственны Дзержинскому. Он всегда прямо высказывал, что думает, поведение же политиков вроде Каменева и Зиновьева ему претило. Отсюда и определение: Я не политик! Отсюда и сомнения в продолжении политической деятельности.

Прибыв в Москву из отпуска, Дзержинский представил в финансовую часть ОГПУ расходную ведомость, в которой отчитался за каждый рубль, потраченный во время отпуска. В перечне значились яблоки, арбузы, сливы, ситро, бутылка воды «Ессентуки»-4, траты на газеты и одежду[1312]. Дзержинский по-прежнему отказывался от особого снабжения. После отпуска он вновь интенсивно работает. Уже 2 ноября он участвует в работе Политбюро[1313]. 4 ноября выступает с речью на Всесоюзной конференции по рационализации производства[1314].

Во время отпуска Дзержинского обострилась внутриполитическая ситуация в стране. Новый раскол в Политбюро и ЦК явно обозначился в октябре 1925 г., когда Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, Г. Я. Сокольников и Н. К. Крупская представили в ЦК документ, отражавший взгляды новой оппозиционной группировки («Платформа 4-х»). Именно о позиции первых двух подписантов, о неслучайности их октябрьского эпизода, он ранее писал в письме Сталину. Возвращение Дзержинского пришлось на новый виток партийных дискуссий, на это раз противником большинства была «новая», или «ленинградская оппозиция».

Участие его в политической жизни не было формальным. Объявив ранее, что «он не политик», он в конце 1925 г. вновь участвует в борьбе с оппозицией. 18–31 декабря 1925 г. Дзержинский участвует в работе XIV съезда ВКП (б), где он был вновь избран членом ЦК ВКП (б). Съезд вошел в историю как съезд индустриализации. На нем были приняты многие важные решения по развитию промышленности. Однако не меньшее его значение было в политическом отношении. Уже с января 1925 г. Зиновьев готовил Ленинградскую организацию коммунистов к борьбе с «полутроцкистами», которых якобы возглавлял Сталин. Зиновьев и его сторонники ошибочно полагали, что для победы на XIV съезде партии им будет достаточно монолитного единства делегации коммунистов Ленинграда. Однако в результате «монолитность» ленинградской делегации столкнулась с такой же «монолитностью» всех остальных делегаций съезда. В искусстве аппаратной механики Зиновьев и Каменев не могли тягаться со Сталиным.

Резко выступил против Зиновьева на проходившем в дни съезда партийном пленуме и Дзержинский. В своей речи он прямо указывал, что последние являются инициаторами раскола в партии: «Я думаю, что товарищ Зиновьев абсолютно неправ. Никакая партийная демократия не может быть направлена на то, чтобы обеспечить восстание, если можно так выразиться, против решений партийного съезда. Никакая демократия, никакой устав, никакой член партии, никакая партийная организация таких гарантий не дает и не может давать. Партийный устав и наша партийная демократия зиждятся только исключительно на единстве партии. Со стороны верхушки ленинградской организации и «Ленинградской правды» мы имеем восстание против единства нашей партии. И разве вы, Зиновьев, не понимаете, что весь съезд, вся партия, кроме вашей делегации, как один человек против вас выступает потому, что вы подняли знамя восстания против единства нашей большевистской партии. Вот что объединяет нас всех… Мы ведь, Зиновьев, не шутки шутим, а мы должны сохранить во что бы то ни стало единство нашей партии. И единство партии должно быть сохранено, оно должно быть свято для всех нас, не формально, как вы это пытаетесь предлагать и доказывать, а по существу. Раз съезд партии принял постановление, что единство партии должно быть соблюдено, нужно этому подчиниться, и если данная организация не желает подчиниться, то дело съезда и ЦК заставить се подчиниться решению съезда»[1315].

Л. Б. Каменев и Г. Я. Сокольников на съезде прямо указывали на необходимость снятия Сталина с поста генсека. Но слова Каменева о том, что «Сталин не может выполнить роли объединителя большевистского штаба», утонули в криках с мест: «Неверно! Чепуха! Раскрыли карты! Мы не дадим вам командных высот!». В результате съезд осудил взгляды «новой оппозиции». Зиновьев и Троцкий были оставлены в Политбюро, а Каменев переведен в кандидаты. Сталин обеспечил себе подавляющее большинство в высшем партийном руководстве, введя в состав Политбюро Молотова, Калинина и Ворошилова, которые в последующем поддерживали любые сталинские акции.