Книга Крещение огнем. Алтарь победы - Максим Калашников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нам придется очень трудно и через двадцать лет, Аркадий Борисович. Мы попросту будем закрывать ненужные заводы и фабрики, убитые новыми технологиями. Самая первая проблема: куда девать миллионы людей нетворческого труда, неквалифицированного физического труда, что заняты в старой промышленности? В старой индустриальной системе? Вечные дороги с необычным покрытием, вечные трубы в жилищно-коммунальном хозяйстве, дома быстрого возведения и прочее – все это лишит работы миллионы рабочих. Абсолютно беспроводная телефонная связь, децентрализованная энергетика, маленькие заводы с огромной производительностью на новых физических принципах – еще тьмы и тьмы рабочих мест в минусе. Сельское хозяйство практически без химии и минеральных удобрений, биотехнологические фабрики почти без участия человека в производстве, одностадийные заводы по переработке нефти – еще целые отряды работников, что окажутся ненужными.
Надо придумать, как и чем их занять. Каким смыслом наполнить их жизнь? Какое место в новом обществе им обеспечить? На какие новые суперпроекты бросить? Чтобы они не спились, не превратились в люмпенов или дебилов.
– А я вам еще одну угрозу подскажу, – закуривая сигарету, перебил Наставника Писатель. – Вы только представьте себе, что вся эта свободная энергетика и технологии малогабаритного производства попадут в руки тех, кто спит и видит, как оторвать от Союза Украину, Закавказье, Среднюю Азию. И Прибалтику, кстати. Если можно прожить без нефти и газа Сибири, то сепаратизм возрастет во много раз…
– Верно, Аркадий Борисович, – Наставник описал рукой в воздухе некий эллипс. – Это и будет первый психоисторический кризис нашего СССР-Инкорпорейтед. И чтобы его преодолеть, чтобы найти новые смыслы и в одночасье развернуть совершенно новые виды промышленности и вообще сферы деятельности, нам и понадобятся люди новой ступени развития.
А дальше нас ждут новые психоисторические кризисы…
– Догадываюсь…
– А чего гадать? Все буквально на поверхности лежит. Куда, сударь вы мой, приведет развитие нейросетей? К появлению личностей, что живут в них после физической смерти. Вы представляете такой народ, что состоит не только из живых в прямом смысле этого слова? И это будет уже не художественная метафора, а реальность! Ладно там встреча с инопланетным разумом… А овладение принципиально новыми видами энергии? А проникновение в тончайшие тайны мироздания? А построение мира без войн? А управление технологиями, что могут при неправильном применении вызвать вселенские катастрофы?
Знаете, ведь нынешний хомо сапиенс – разумное существо первого поколения. Его разум далек от совершенства. Чересчур часто люди нынешнего типа совершают глупости, попадают в плен «общего мнения», не могут стряхнуть с себя старые догмы. В этом смысле мы недалеко ушли от первобытных охотников-кроманьонцев, боявшихся всего и вся, веривших в тысячи примет. Вам напомнить случаи, когда род людской уничтожал гениальных изобретателей? Как тупо затаптывал живительные новшества? Как верх брали и берут косность, предрассудки, эгоизм господствующих групп и умственная леность?
Если мне не изменяет память, даже в нашем самом читающем в мире народе только 20 процентов людей могут воспроизвести логические рассуждения прочитанного текста. А все остальные – так, жвачные стадные животные. Немыслящее большинство. Причем везде: что в «тоталитарном СССР», что на «свободном Западе». Допустимо ли это? Англосаксы поступают жестоко: жвачных немыслящих отсеивают с помощью разных образовательных методик. С ними никто не собирается возиться. В нашей традиции иное: попробовать поднять народ на более высокую ступень развития. Сделать так, чтобы мыслящих стало как можно больше, а жвачных – как можно меньше. Вот почему нужно создавать разумного человека следующего уровня!
А какие проблемы встанут, когда мы по-настоящему выйдем в космос? Когда начнем строить сначала заводы на орбите, а потом – на Луне?
Но давайте начнем с того, что ближе. Нам нужен образ Мира Полудня. И вы его увидите – останется только сложить фрагменты мозаики. Вы согласны?
– Да! – уже без промедления ответил Писатель. – Вы предлагаете мне принять участие в воплощении собственных романов. Не каждому выпадает такая возможность.
Сергей Васильевич довольно ухмыльнулся про себя. Эта интеллигенция, ругая власть предержащие, в то же время страстно жаждет им служить.
Это хорошо!
– Вы не сталкиваетесь с проблемой кадров? – поинтересовался Писатель. – Ведь вам же для такой работы нужны без лести преданные. Люди, готовые создавать новый мир самозабвенно, с утроенной энергией – и при этом свободные от сковывающего догматизма, изобретательные и предприимчивые. Как вы их находите? Ведь правящая партия за семьдесят лет…
– …Изрядно загнила, – Наставник закончил мысль собеседника, колюче улыбнулся. – Да, это так. Как отделить настоящего строителя будущего от лицемера, карьериста, просто жучка? Да, это проблема. Но мы научились искать таких людей и отделять их от негодного человеческого материала.
– С помощью ваших ясновидящих и психотехнологий? – Писатель вопросительно поглядел в глаза Наставника.
– Да, конечно. Но первичный отбор можно делать более простыми методами. Я называю их «соблазн жвачки». Хотите, расскажу вам одну историю?
И Сергей Васильевич поведал гостю об одной из мрачных и унизительных эпизодов истории СССР. Все произошло в 1974-м. Тогда советский обыватель сходил с ума по жвачке в ярких упаковках. Ее в Союзе начнут производить только в 1977-м, а до того она почиталась как символ «крутости», как атрибут западной, заманчивой и обильной жизни. Естественно, резинка была страшным дефицитом, который привозили из загранкомандировок либо покупали у фарцовщиков. Так вот, в семьдесят четвертом в Москву приехала молодежная сборная Канады по хоккею – играть матч с советской молодой командой. Приехали и канадские туристы-болельщики. Им отвели целый сектор на крытой хоккейной арене. Кажется, в Лужниках. Матч начался. Но когда он подходил к концу, канадцы стали бросать в секторы с нашими болельщиками упаковки жвачки. Совет–ские болельщики, позабыв о хоккее, устроили драку и давку, стремясь схватить брикеты. О национальной гордости вмиг забыли. Канадцы защелкали фотоаппаратами, засверкали вспышками – они запечатлевали творящееся позорище. То, как русские варвары за «железным занавесом» дерутся за упаковки несчастной жвачки. Потом эти фото обошли западные газеты и журналы. Но дело было в другом: испуганная творящимся, администрация стадиона выключила свет. Все внезапно погрузилось в кромешную тьму. Давка стала панической. Множество людей погибли в ней и получили увечья.[29]
– Н..да, – потер пальцами переносицу Писатель. – Трагедия. Но вполне объяснимая. Система не могла дать людям жвачку – и они превратились вот в такое стадо…
– Да нет, Аркадий Борисович, дело куда сложнее, – ответил Наставник, и глаза его на миг стали жестокими, колючими. – Вы правы: обыватель имеет право на жвачку. Как и на многие другие прелести потребительского общества – жвачка здесь олицетворяет все их: джинсы, магнитофоны, «тачки».