Книга Угроза вторжения - Олег Маркеев

— Кукушонок, ты нашел филиал?

— Почти. Квадрат известен, дело за операми.

Максимов посмотрел Косте в глаза. Потрепал по торчащим во все стороны вихрам, заставил наклонить голову.

— Ты просил у меня пистолет в награду, помнишь? — прошептал он в усыпанное веснушками ухо.

— А дашь? — Глаза Кости вспыхнули от восторга.

— Дам, но еще круче. — Максимов еще больше понизил голос. — Я сейчас уеду. Незаметно войдешь в мою комнату. Под кроватью надо будет отогнуть ковер, найдешь автомат. Снаряжен и готов к бою. — Он приложил палец к губам Костика. — Тихо, не ори! Дарю на двух условиях. Первое, сейчас идешь вниз и лепишь Гавриле, что хочешь. Но о том, что нашел филиал, — ни слова. В крайнем случае обещай вычислить на следующей неделе.

— А зачем…

— Не перебивай! Второе условие. До моего возвращения держишь автомат у себя в комнате. В таком бардаке его никто не найдет. Дурью не страдай, из окна стреляй только при особой необходимости.

— А зачем из окна?

Костик посмотрел на него с такой детской наивностью во взгляде, что Максимов невольно разозлился.

Хотелось сказать что-нибудь заковыристое из репертуара начразведки, но сдержался.

Дверь бесшумно распахнулась, Максимов едва успел отстранить от себя Костю.

Инга обвела взглядом комнату и вздохнула.

— А я тебя ищу, Максим. Костюм готов. — Она укоризненно посмотрела на Костика. — А тебе, уникум, Гаврилов сейчас голову оторвет. Сколько можно тебя ждать, а?

— Попробовал бы его сначала добудиться, а потом уж выступал. — Максимов хлопнул Костю между острыми лопатками, подталкивая к дверям. — Н что орать, парень вторые сутки не спит.

Костик оглянулся через плечо и благодарно улыбнулся Максимову.

А тот отметил, как легко и точно ставит Костик ноги между наваленными на полу пачками бумаг. Так кошка, пробираясь по столу, грациозно скользит между посудой, ничего не задев и не опрокинув.

«Риск был, но, думаю, я угадал, — подумал Максимов. — Даже если и ошибся, кто меня осудит? Через несколько часов все будет кончено, я уверен. Так почему же я не мог дать парню шанс если не спастись, то хотя бы с честью уйти из жизни? Стрелять я его, худо-бедно, научил. Остальное — его дело. Как жить и как умирать — каждый решает сам».

* * *

Вещи лежали на тахте: светло-зеленый пиджак, темные брюки, белоснежная рубашка.

Максимов, стянув на ходу свитер, подошел к окну. Морпех Василий в лоснящейся от дождя куртке прохаживался вокруг «Ауди» Гаврилова. Конвой, лениво перебирая лапами, трусил следом. Других признаков жизни не наблюдалось. Поселок покорно мерз под непрекращающимся дождем. В редких окошках теплились огоньки, немногие упорные дачники решили ждать первого снега. На краю поселка, где стояли остовы недостроенных особняков, время от времени вспыхивали звездочки электросварки: деньги не знают плохой погоды.

Он подышал на стекло, на запотевшем пятне нарисовал острый крючок.

«Руна „Лагас“. Знак Воды, — прошептал он. Закрыл глаза и представил бурный поток, перекатывающийся через гладкие валуны. — Сейчас события начнут бурлить, как вода, прорвавшая плотину. Нельзя противиться потоку. Доверься ему, и его скорость и сила станет твоей. Только не дай затянуть тебя в пучину. Держись на поверхности».

Сзади скрипнула дверь. Максимов посмотрел на отражение в стекле.

— Инга, я, между прочим, переодеваться собираюсь.

— А я, между прочим, для этого и пришла.

Она плотно закрыла за собой дверь, прошла в комнату и присела на угол тахты.

Максимов, чувствуя на себе взгляд Инги, снял спортивный костюм.

Странно, но привезенная Гавриловым одежда оказалась впору.

«Гаврилов относится к тому типу, что тщательны в мелочах, но зато ошибаются по-крупному. Очевидно, не знают азов военного искусства. Даже тупой комполка, три года проминавший стул в академии, знает, что никакой тактический выигрыш не искупит стратегической ошибки, — подумал Максимов, возясь с пуговицей на рукаве. — В людях, задействованных в операции, он ошибся. Но на этом горят все опера, считающие себя богами, а остальных — марионетками. А вот где же он еще прокололся? Причем так, что сегодня себе места не находит. Спросить бы, да, паразит, не ответит».

Он, наконец, справился с пуговицей и повернулся к Инге.

— Результат?

— Подлецу все к лицу. — Инга вздохнула и отвернулась к окну.

— Не понял, это комплимент или констатация факта?

— Разве не ясно? Ревную.

Он счел за благо не комментировать, взял висевший на спинке кресла галстук. Инга напряглась, готовясь встать, потом, увидев, как он в три движения завязал галстук, откинулась на тахте, поджав ноги.

— Что-то не так?

— Хотела помочь, а ты сам справился. Странно, почему-то надеялась, что ты не умеешь завязывать галстук. — Она положила под щеку ладонь, глаза продолжали следить за каждым движением Максимова. — Странно, одеваешься быстро, как по тревоге, а придраться не к чему. Словно всю жизнь по светским тусовкам ходил.

— Хемингуэй сказал, что не может понять мужчину, дольше десяти минут завязывающего галстук, — сказал Максимов, присев у большой спортивной сумки, где держал свои вещи.

— Пижон он был и мачо, — поморщилась Инга.

— Вот когда перебеситесь со своим феминизмом, взвоете, — пробурчал Максимов, не поднимая головы.

— Это еще почему?

— Нормальных мужиков не останется. Одни латентные педерасты.

— Ой, напугал! Нормальных и сейчас почти нет.

— Вот и не пей кровь у единственного в этом дурдоме.

Он достал стилет, вытащил из ножен, погладил пальцем клинок. Нож был выполнен под вороненую сталь, темное граненое лезвие переходило в витую матово-черную рукоять. Максимов достал из бокового кармана сумки ножны из белой кожи и лайковый чехольчик. Натянул чехол на рукоять, ножны пристегнул чуть выше кисти. Последний раз погладил клинок и вогнал в ножны. Теперь, если придется снять рубашку, нож сразу не бросится в глаза. А бросить его в цель — дело секунды.

Инга, молча следившая за его действиями, пошевелилась, удобнее расположившись на тахте.

— А вы, действительно, с Конвоем похожи. С тобой, как с большой собакой. Хочется иметь, аж сил нет. А приведешь домой, не будешь знать, что делать.

Максимов поднял голову и внимательно посмотрел па Ингу. В ней было все, что делает женщину притягательной и опасной. За мягкостью и покорностью, которую привыкли считать женственностью, крылась властная и непоборимая сила. Древние обожествляли эту силу женщины, поклоняясь разноликим богиням, дарующим жизнь и одновременно беспощадно ее отнимающим. Любое знание, полученное вне чувственного опыта, для женщины губительно и нелепо, в этом Максимов уже устал убеждаться. Инга, отметая чуждые ей знания из мира мужчин, до старости играющих в индейцев, знала одно: с силой, данной ей от природы, никто справиться не сможет. Она обязательно возьмет свое, не сломает накатом, так затопит, растворит, убаюкает теплой волной и затянет в темную бездну.