Книга Опыты сознания - Георг Гегель

Рассмотрим это содержание так, как оно имеется в своем сознании. – Если абсолютный дух есть содержание, то он существует в форме своей истины. Но его истина состоит не только в том, чтобы быть субстанцией общины или ее в-себе[-бытием], и не в том, чтобы лишь выступать из этой внутренней сути в предметность процесса представления, а в том, чтобы стать действительной самостью, рефлектировать себя в себя и быть субъектом. В этом, стало быть, состоит движение, которое он совершает в своей общине; другими словами, это и есть его жизнь. То, что есть этот обнаруживающийся дух в себе и для себя, узнается поэтому не из того, что его богатая жизнь в общине как бы раскручивается и сводится к своей первой нити, скажем, к представлениям первой несовершенной общины или даже к тому, что говорил действительный человек. В основе этого сведения лежит инстинктивное стремление к понятию; но это сведение смешивает происхождение как непосредственное наличное бытие первого явления с простотой понятия. Вот почему из-за этого обеднения жизни духа, из-за устранения представления общины и соответствующего представлению действования ее, вместо понятия, напротив, возникает одна лишь внешность и единичность, исторический модус непосредственного явления и лишенное духа воспоминание о единичной мнимой форме и ее прошлом.

3. Развитие понятия абсолютной религии

Дух есть содержание своего сознания прежде всего в форме чистой субстанции, или: он есть содержание своего чистого сознания. Эта стихия мышления есть нисходящее движение к наличному бытию или к единичности. Средний термин между ними – это их синтетическая связь, сознание иностановления или процесс представления как таковой. Третий момент есть возвращение из представления и инобытия или стихия самого самосознания. – Эти три момента составляют дух; его расщепление в представлении состоит в том, чтобы быть определенным образом; но эта определенность есть не что иное, как один из его моментов. Его обстоятельное движение, стало быть, в том, что он простирает свою природу в каждом из своих моментов как в некоей стихии; так как каждый из этих кругов завершается внутри себя, то эта его рефлексия в себя есть в то же время переход в другой круг. Представление составляет средний термин между чистым мышлением и самосознанием как таковым и есть лишь одна из определенностей; но в то же время, как оказывается, характерная черта представления – быть синтетической связью – распространяется на все эти стихии и есть их общая (gemeinschaftliche) определенность.

Само содержание, подлежащее нашему рассмотрению, отчасти уже встречалось нам в виде представления несчастного и верующего сознания, но и в первом оно встречалось в определении содержания, порождаемого из сознания и страстно желаемого, в каковом содержании дух не может найти ни удовлетворения, ни покоя, потому что он еще не есть в себе или потому что он еще не составляет своего содержания в качестве своей субстанции; во втором, напротив, содержание рассматривалось как лишенная самости сущность мира или как по существу предметное содержание процесса представления, – процесса представления, ускользающего от действительности вообще и потому не обладающего достоверностью самосознания, которая отделяется от него, с одной стороны, как тщеславие знания, а с другой стороны, как чистое здравомыслие. – Сознание общины, напротив того, имеет своей субстанцией содержание, точно так же как содержание составляет для нее достоверность собственного духа.

(α) Дух внутри себя самого, триединство

Поскольку дух сначала представляется как субстанция в стихии чистого мышления, он тем самым непосредственно есть простая себе самой равная вечная сущность, но имеющая не это абстрактное значение сущности, а значение абсолютного духа. Однако дух состоит не в том, чтобы быть значением, чем-то внутренним, а в том, чтобы быть действительным. Простая вечная сущность была бы поэтому духом только как пустым именованием, если бы она ограничивалась представлением и названием простой вечной сущности. Но простая сущность, так как она есть абстракция, на деле есть негативное в себе самом, и притом оно есть негативность мышления или негативность, как она есть в сущности в себе; т. е. эта сущность есть абсолютное различие от себя или свое чистое иностановление. В качестве сущности она есть только в себе или для нас; но так как эта чистота есть именно абстракция или негативность, то сущность есть для себя самой, или: она есть самость, понятие. – Она, следовательно, предметна; и когда представление постигает и преподносит только что провозглашенную необходимость понятия как [историческое] событие, то это значит, что вечная сущность порождает себе некоторое «иное». Но в этом инобытии она столь же непосредственно возвратилась в себя, ибо различие есть различие в себе, т. е. оно непосредственно отличается только от себя самого, оно, стало быть, есть возвратившееся в себя единство.

Таким образом, различаются три момента – сущности, для-себя-бытия, которое есть инобытие сущности и для которого сущность существует, и для-себя-бытия или знания себя самого в ««ином». Сущность созерцает только себя самое в своем для-себя-бытии; в этом отрешении она – только при себе, для-себя-бытие, которое исключает себя из сущности, есть знание сущности о себе самой; это есть слово, которое, будучи высказано, покидает высказавшего это слово и оставляет его опустошенным, но которое столь же непосредственно внимается, и лишь то, что оно внимает себе самому, есть наличное бытие слова. Так что различия, которые сделаны, столь же непосредственно растворяются, как и делаются, и столь же непосредственно делаются, как и растворяются, и истинное и действительное есть именно это внутри себя совершающее круг движение.

Это движение внутри себя самого выражает абсолютную сущность как духа; абсолютная сущность, которая постигается не как дух, есть лишь абстрактная пустота, точно так же как дух, который постигается не как это движение, есть лишь пустое слово. Когда моменты духа берутся в своей чистоте, они суть лишенные покоя понятия, состоящие только в том, что в себе самих они оказываются своей противоположностью и находят себе покой в целом. Но процесс представления общины не есть это постигающее в понятии мышление, – в его содержании нет необходимости, и вместо формы понятия оно вносит в царство чистого сознания естественные отношения отца и сына. Так как это сознание таким образом в самом мышлении ведет себя как представляющее сознание, то хотя сущность ему и дана как откровение, но моменты ее благодаря этому синтетическому представлению, с одной стороны, для него сами расходятся так, что соотносятся друг с другом не через свое собственное понятие, а с другой стороны, оно отходит от этого своего чистого предмета, соотносится с ним только внешне; этот предмет дан ему как откровение чем-то чуждым, и в этой мысли о духе оно не узнает себя самого, не узнает природы чистого самосознания. Поскольку необходимо выйти за пределы формы процесса представления и упомянутых отношений, заимствованных из области естественного, и, следовательно, в особенности также – за пределы понимания моментов движения, которое есть дух, как изолированных, непоколебимых субстанций или субъектов, а не как переходящих моментов, – постольку этот выход [за пределы], как об этом упомянуто в другом аспекте, следует рассматривать как натиск со стороны понятия; но так как он есть только инстинкт, то он не узнает себя, отвергает вместе с формой и содержание и, что то же самое, низводит его до исторического представления и наследия традиции; в этом сохранено только чисто «внешнее» веры и, следовательно, сохранено как мертвое, вне познания лежащее; «внутреннее» же веры исчезло, потому что это было бы понятие, которое знает себя как понятие.