Книга Цивилизации - Фелипе Фернандес-Арместо

Расширяющиеся тем временем связи с остальным миром обогащают воображение греческих художников и мыслителей. Море приносило обратно в Грецию новые культурные влияния: самый яркий тому пример — новая система письма, основанная на образце, заимствованном в VIII веке в восточном Средиземноморье. Письменность сразу стала использоваться для записи новых произведений и для сохранения эпоса, который раньше наизусть читался аэдами на пирах воинов: «Илиада», ощетинившаяся мачтами, и «Одиссея», грохочущая над волнами, — вот примеры жанра, которым восхищались тогда и восхищаются в наши дни. Сообразно своему темпераменту и суждениям читатели соглашаются с традицией, которая приписывает оба произведения одному уникальному слепому гению Гомеру, или отвергают эту традицию: свидетельство тому — тесно уставленные книгами полки; усердные бесстрастные ученые тоже до сих пор не могут решить этот вопрос. Я бесчисленное множество раз обсуждал эту проблему с учеными и со своим старшим сыном, который убежден, что это лучшие поэмы в мире. Что касается меня, то я не мог читать их, не слыша стук посоха Гомера; мне кажется, что свидетельства устной передачи текста, рассыпанные на всем протяжении поэм, говорят о поэтическом мастерстве и о владении традиционным искусством; убеждающие своей реальностью картины жизни бронзового века не обязательно следы более древнего текста — возможно, это просто свидетельство вдохновенного воображения.

Ведь греки, воспринимая влияния, не просто подражали им — были ли то влияния извне или из их собственного прошлого. Скульпторы, строители, художники, расписывавшие вазы, — все они с VII и VI веков стали предвестниками классического стиля. Греки более поздних периодов вспоминали VI век как время великих мудрецов, которые обдумывали фундаментальные проблемы науки и общества: Солон в 590-е годы изложил в стихах афинские законы; Фалес предсказал в 585 году солнечное затмение; Анаксимандр около 500 года составил первую известную грекам карту мира и пытался представить, как в первичном водовороте космоса возникла вселенная, или Пифагор, сверхчеловек, наделенный своими последователями сверхъестественными силами и золотым бедром; приписываемая Пифагору теорема о прямоугольных треугольниках и сегодня входит в учебную программу всякой школы. Школы этих мудрецов процветали по краям греческого мира — на западе, в Италии, в случае Пифагора, но в основном на востоке, на островах, которые сегодня принадлежат Турции. Даже во времена расцвета классического периода такие учители, как Платон или Аристотель, помнили, что их научные традиции восходят к тому, что они именовали «Азией», и куда включали и Египет. До какой степени они были обязаны Египту, в спорах последнего времени, тем не менее преувеличивали; это споры о том, насколько «африканской» была цивилизация Египта и, соответственно, насколько «черной» была культура Афин. Сражения книг проходят а области, где невозможны прямые доказательства. Однако справедливо — и мы ничего не поймем в греческой цивилизации, если не признаем это, — что Греция была землей, открытой восточному Средиземноморью, и греческая культура сформировалась под влиянием самых разных концов морского побережья[935].

В начале следующего столетия греческие общины, объединившиеся для совместной обороны, защитились от своих главных противников — этрусков на западе и персов на востоке. Но они продолжали воевать друг с другом и соперничать в создании законов и великолепного искусства, а также развлечениях, особенно в постановке пьес и спортивных состязаниях.

Зов Посейдона: Афины и море

Отчасти благодаря несравненному природному преимуществу — серебряным Лаврийским рудникам, к V веку до н. э. самым богатым и могущественным городом Греции стали Афины, флот которых был настолько силен, что Афины смогли обложить другие города данью. Говорили, будто именно здесь Посейдон оспаривал у Афины право обладать городом и бил окрестные скалы волнами, поднятыми трезубцем. Хотя мы представляем себе Афины городом, созданным ради искусства, основными приоритетами его граждан были война и богатство; моралисты Афин пытались подчеркнуть первенство войн. По словам Аристофана, вложенным в уста одного из персонажей, «Афины будут в безопасности, когда смогут землю врагов считать своей… и когда поймут, что их подлинное богатство — это корабли»[936].

Война, искусство и спектакли требовали больших средств. Но (возможно, отчасти потому, что главные решения принимало относительно многочисленное собрание граждан) афиняне не менее высоко ценили образование, особенно умение писать и ораторское искусство — умение убеждать[937]. Эти обстоятельства позволили Афинам стать самой плодовитой колыбелью гениев, какую когда-либо знал мир. Развалины, сохранившиеся на холме, где располагались важнейшие общественные сооружения, дают представление о том, как выглядели Афины. Здание на холме было храмом богини — покровительницы города: как и город, который она охраняла, Афина была вооружена для войны, но превыше всего ценила мудрость. Ее храм назывался Парфенон, или Дом девственницы, потому что в пантеоне богов, каким его представляли греки того периода, богиня была незамужней. Даже разрушенное, это здание считается самым прекрасным из когда-либо созданных людьми и определенно наиболее часто имитируемым.

Ниже располагался театр, куда литературные состязания привлекали всех граждан. Дошедшие до нас пьесы греческих драматургов по-прежнему идут в театрах, им подражают, особенно архетипической саге о мести — «Орестея» Эсхила или трагедии родства «Царь Эдип» Софокла: именно эти трагедии побудили Аристотеля дать устойчивое определение трагедии как истории падения героя, вызванного не случайными несчастьями, а его собственными пороками[938]. Одна из них дала название комплексу, который Фрейд выделил в собственном подсознании. Даже трагедии, которые разворачиваются в тесном, напряженном, заполненном взаимными родственными связями пространстве небольших дворов, городских элит и королевских семейств, выходят за пределы сцены и связаны с более широким миром. «Орестея» — это рассказ о возвращении домой, а рассказ об Эдипе заканчивается изгнанием.

Под колоннадами вокруг общественных пространств восседали ученые. В качестве учителей прежде всего стоит выделить Платона и Аристотеля. Подобно многим другим великим учителям и ученикам, их связывали отношения любви и ненависти: Аристотель восхищался своим учителем, но пытался доказать его неправоту. Платон считал себя политическим мыслителем и сделал или начал множество разнообразных попыток описать идеальное общество: нарисованные им картины оказывались исключительно авторитарными и очень неприятными. Однако его метафизические размышления весьма глубоки. Их трудно подытожить без упрощения и очернения: уже было сказано, что вся западная философия есть «примечания к Платону», но сущность его учения, вероятно, в том, что за пределами того, о чем говорят наши мысли и чувства, существуют реальные объекты и события. Важность вклада Платона не столько в его собственных рассуждениях, сколько в том, что он в своих диалогах передал всю широту классического мышления. Его язык сохранил поэтическую гениальность и сложность, с какими говорили мудрецы предшествующих поколений. Восприятие подобно теням на стене, обманывающим того, кто живет в пещере; душа подобна морскому божеству, деформированному эрозией, обросшему за долгое погружение ракушками, но способному восстать из водорослей и скал и вернуть красоту и истину[939].