Книга По большому льду. Северный полюс - Роберт Эдвин Пири
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После этого я вставил в щель между двумя глыбами льда стеклянную бутылку с вложенным в нее диагональным фрагментом моего флага и запиской следующего содержания, текст которой я здесь привожу:
Прибыли сегодня, совершив 27 переходов от мыса Колумбия.
Со мной 5 человек: Мэттью Хэнсон, цветной; Ута, Эгингва, Сиглу и Укеа, эскимосы; 5 нарт и 38 собак. Мое судно, пароход «Рузвельт», находится на зимней стоянке у мыса Шеридан в 90 милях к востоку от мыса Колумбия.
Возглавляемой мною экспедиции удалось достичь Северного полюса благодаря поддержке Арктического клуба Пири, Нью-Йорк. Экспедиция была снаряжена и отправлена на север членами и друзьями клуба с целью покорения, если это будет возможно, этого географического пункта к чести и престижу Соединенных Штатов Америки.
Руководители клуба: Томас Х. Хаббард, Нью-Йорк, президент; Зенас Крейн, Массачусетс, вице-президент; Герберт Л. Бриджмен, Нью-Йорк, секретарь и казначей.
Завтра я направляюсь обратно, на мыс Колумбия.
Сегодня я поднял национальный флаг Соединенных Штатов Америки на том месте, которое, как о том свидетельствуют мои наблюдения, является северной полярной осью Земли, и тем самым от имени президента Соединенных Штатов Америки формально закрепил за Соединенными Штатами Америки право владения этим регион с прилегающими к нему территориями.
В знак владения оставляю эту записку и флаг Соединенных Штатов.
Если бы человек имел возможность прибыть на девяностый градус северной широты не на пределе своих физических и моральных сил, он бы, несомненно, со всей остротой ощутил уникальность ситуации. Сколько разных мыслей и воспоминаний должно было бы его посетить в такой момент! Но для нас достижение полюса стало кульминацией после многих дней и недель форсированных маршей, физических лишений, недостатка сна и крайнего нервного напряжения. Это мудрая защитная функция природы: человеческое сознание способно только на такую степень интенсивности чувства, какую он в состоянии выдержать; грозные стражи самых отдаленных уголков Земли не примут в качестве гостя ни одного человека, пока не подвергнут его самым суровым испытаниям.
Может быть, этого и не должно было произойти, но когда я, наконец, уверился в том, что мы достигли цели, единственное, чего действительно остро я хотел в тот момент, так это спать. Зато после нескольких часов сна меня охватило такое душевное волнение, что дальнейший отдых был уже невозможен. Многие годы эта точка земной поверхности была объектом всех моих стремлений. Ее достижению я отдал все свои силы, физические, интеллектуальные и нравственные.
Сколько раз моя жизнь и жизни тех, кто был со мной, подвергались риску! Все силы и средства меня и моих друзей были отданы этому. Это было мое восьмое путешествие в дикий арктический край. В этом далеком от цивилизации мире я провел почти двенадцать лет в периоде между 30-м и 53-м годами жизни, а время в перерыве между путешествиями, проведенное в цивилизованном обществе, было занято подготовкой к возвращению в этот дикий край. Решимость во что бы то ни стало достичь полюса вошла в плоть и кровь моего существа; это может показаться странным, но я уже много лет воспринимал себя не иначе, как инструмент для достижения этой конечной цели. Обывателю трудно будет меня понять, но изобретатель, человек искусства или тот, кто посвятил многие годы служению идее, легко поймет меня.
Однако, несмотря на то, что во время этих 30 часов пребывания на полюсе мои мысли переполняла пьянящая радость оттого, что моя мечта сбылась, время от времени в мои размышления с поразительной четкостью врывалось одно воспоминание, относящееся к другим временам. Это воспоминание об одном дне три года назад – 21 апреля 1906 года, когда после ожесточенного поединка со льдами, открытой водой и бурями возглавляемая мною экспедиция вынуждена была повернуть назад от 87°6' северной широты из-за того, что наших припасов было недостаточно, чтобы продолжить путь.
Контраст между ужасной депрессией того дня и радостным возбуждением теперешнего был не единственным приятным моментом нашего кратковременного пребывания на Северном полюсе. В мрачные минуты того обратного путешествия 1906 года я утешал себя тем, что в длинном списке полярных исследователей от Генри Гудзона до герцога Абруцци, включая Франклина, Кейна и Мелвилла, я лишь один из тех отважных людей, которые вступили в борьбу и потерпели поражение. Я говорил себе, что ценой лучших лет моей жизни мне удалось добавить лишь несколько звеньев к цепи, ведущей от параллелей цивилизации к полярному центру, но что единственное слово, которое, в конце концов, мне надлежит написать в книге моей жизни – поражение.
И вот теперь, мысленно деля окружающие нас льды на четыре разных направления, я пытался осознать, что после 23 лет борьбы и разочарований, мне, наконец, удалось водрузить флаг моей страны на вершине, покорить которую стремился весь мир.
Об этом нелегко писать, но я знал, что мы вернемся в цивилизацию, принеся с собой захватывающую историю последнего путешествия – историю, которой мир ждал и желал услышать почти 400 лет, историю, которая, в конце концов, будет рассказана под сенью звездно-полосатого флага, который, после долгих лет жизни в одиночестве и изоляции, стал для меня символом отчизны, воплощением всего того, что я любил, и чего, может быть, больше никогда не увижу.
Тридцать часов, проведенные на полюсе, были под завязку заполнены всеми этими маршами и контрмаршами, наблюдениями и записями, однако, я нашел время, чтобы на почтовой открытке Соединенных Штатов, которую я нашел зимой на корабле, черкнуть пару строк миссис Пири. У меня была такая традиция: завершая важный этап путешествия на север, писать такие записки, чтобы, если со мной что-то произойдет, эти короткие сообщения смогли попасть к ней в руки, переданные теми, кто останется в живых. Вот текст той открытки, которую она потом получила в Сиднее:
Моя дорогая Джо,
я наконец-то одержал победу. Провел здесь один день.
Через час отправляюсь в обратный путь к вам домой.
Целуй «детенышей».
Днем 7-го апреля, помахав флагами и сделав несколько фотоснимков, мы разошлись по своим иглу и постарались немного поспать перед тем, как трогаться на юг.
Как ни старался, уснуть я не смог, да и делившие со мной жилище Сиглу и Эгингва, два моих эскимоса, тоже никак не могли угомониться. Сначала они ворочались с боку на бок, но и когда затихли, все равно не спали, насколько я мог судить по их неровному дыханию. Хотя накануне их не слишком-то взволновало мое сообщение о том, что мы достигли цели, но радостное возбуждения, которое не давало уснуть мне, по-видимому, повлияло и на них.
