Книга Арабская кровь - Таня Валько

– Почему это? В цивилизованных странах так заканчиваются войны.

Вождь театрально кланяется в сторону иностранных представителей, а те согласно кивают в ответ.

– Или вы хотите полностью уничтожить наш и так немногочисленный народ? Страдают женщины, старики, дети! Или вы этого не видите?

– Если бы лучше организовывали бои, то уже давно воцарился бы мир, – подает голос другой политик-ортодокс. – При такой поддержке с воздуха ты не в состоянии выиграть простейшего боя. Какой из тебя главнокомандующий? Какой стратег?

– Извините, что? – Хасан разозлился не на шутку. Вена, идущая через середину его высокого лба, набухла, мускулы на щеках дергаются, лицо становится темно-бордовым. – Как ты смеешь! Ты в жизни хоть раз выстрелил?! Твоя борьба заключается в сидении в мечети и молитвах пять раз на день. Но Аллах ни за кого не пойдет в бой! – Он наносит удар по богобоязненности собеседника, чем вызывает в зале шум неодобрения. «Переборщил, – думает Хасан, – сдали нервы. Но сказанных слов не воротишь, и я должен идти дальше, – решает он. – Хорошо будет напугать собравшихся исламским фундаментализмом, «Аль-Каидой» или братьями-мусульманами». – И он продолжает: – А может, вы считаете, что лучше всего закончить нашу войну несколькими терактами? А что? Стянуть добровольцев со всего Ближнего Востока вам не составит труда. В конце концов, вы жили там все последние двадцать лет.

Он выразительно смотрит на земляков, на их побледневшие лица.

– Что за наглость! – слышны возмущенные голоса противников. – Это клевета!

– Я настаиваю на том, – Хасан вновь повышает голос, – что нужно договариваться с Каддафи, если уж он первым выступил с таким предложением. Таково мое мнение, – закончил он и тяжело опустился на деревянный стул.

– Ты наладил с ним контакт? Лично?.. – Один из возбужденных изгнанников задает вопрос, приглушая голос, чтобы собравшиеся могли обдумать сказанные им слова. – Так ты, именно ты, наш главнокомандующий, представитель новой власти, тайно вел (а может, по-прежнему ведешь) разговоры с правительством в Триполи? Без консультации с остальными?!

– Измена! – раздаются в зале крики. – Предатель! – начинает реветь толпа, а иностранцы с ужасом оглядываются вокруг, ища взглядом охранников. Здоровенные солдаты, стоящие в дверях, не торопятся действовать и тупо смотрят перед собой. Пожалуй, ждут какого-то сигнала, но неизвестно, с какой стороны он должен поступить.

– Моя измена состоит в том, что я желаю пощадить людей, моих земляков. Ты же планируешь основать свободную, современную, независимую Ливию на ортодоксальных устоях, руководствуясь старым, традиционалистским каноном и правом шариата! – Хасан перекрикивает остальных своих бывших сторонников, которые сегодня под влиянием оговоров и высосанных из пальца обвинений охотнее всего разодрали бы его на куски и свершили бы самосуд.

– Мы арабская страна, и у нас непременно должны быть мусульманские законы.

Шокированные журналисты говорят, еле дыша, на их лицах читается изумление.

– Ты не меняй тему! – подключается другой оппозиционер, словоохотливый писатель, который двадцать лет находился в Саудовской Аравии и на своих политических взглядах сколотил неплохой капитал. – С тебя сорвали маску. Мы выявили в наших рядах группу военных, которые предательски сотрудничают с правительством Каддафи, составляют так называемую «пятую колонну» освободительной ливийской армии. Сейчас становится ясно, кто их предводитель и почему мы не взяли город Марса-аль-Бурейка.

Хасан хватается за свою кудрявую голову и с изумлением оглядывается вокруг. На такую клевету он не может найти ответа. В зале становится так тихо, что слышно, как муха пролетит. Иностранные гости покрываются испариной от страха и дрожат, боясь за свою жизнь. Ливийцы же стискивают зубы, хмурятся, переминаются с ноги на ногу и не знают, как должны сейчас реагировать. Известно: если один отважный двинется, за ним пойдет целая волна. Вдруг со стуком открывается большая дверь конференц-зала и внутрь входит широко улыбающийся представитель НАТО.

– Sorry. I am late? – извиняется он. – У нас было по горло работы, но очередная битва нами окончательно выиграна.

Хасан Назим мгновенно использует минуту невнимания к своей персоне.

Быстро, по-военному чеканя шаг, он идет к боковому выходу. Сейчас он радуется, что сидел в конце стола. Он выходит с тыльной стороны отеля и решает скрыться на какое-то время в ресторане у знакомого турка. Там никто его не будет искать. «Я должен подумать, что дальше делать», – вздыхает он с облегчением, садясь за деревянной ширмой в углу небольшого зала. Хозяин, не спрашивая, приносит его любимый суп из чечевицы и турецкую пиццу с сыром и мясом. Беглец бездумно ест впервые за сегодняшний день, и в голове у него по-прежнему пусто. Ему звонят и говорят, нет, выкрикивают оскорбления. «Предатель, предатель, предатель!» – отзывается эхом. «Сегодняшнее посещение временного совета было моим смертным приговором, – делает он вывод, глотая обжигающий черный чай. – Если меня не убьют на улице побратимы или бывшие сослуживцы, то сцапают органы безопасности. Мы, ливийцы, расширили систему наблюдения и слежки до границ возможного. Они могут найти человека везде. – Он вытирает холодный пот со лба. – Что хотели, то и получили, – подытоживает удрученный Хасан. – Геройский конец почтенной жизни. Нет, нет, скорее позорный финал. – Мужчина поджимает губы. Его пробирает дрожь. – Что ж, сейчас нужно поехать домой, забрать пару семейных реликвий и бежать как можно дальше. Может, пока еще не узнали, что я живу у моего друга Карима? Может, их раньше это не интересовало?» – утешает он сам себя.

– Salam alejkum, sadiki, – переступая порог, он натыкается на старого приятеля со студенческих времен. – Куда-то выбираешься? Едешь в отпуск? – с иронией спрашивает Хасан, потому что ответ читает по испуганным глазам мужчины и заплаканному лицу женщины.

– Ты еще имеешь наглость шутить? – возмущается товарищ. – Как ты смеешь?!

– Судя по всему, с тобой уже связались… – Хасан делает правильный вывод.

– Разумеется. А ты как думал? Ты что, невидимый?

– Как ты можешь подвергать нашу семью такой опасности?! – включается в разговор расстроенная женщина. – И ты называешь моего мужа своим другом?

Она делает шаг вперед и, кажется, хочет ударить его.

– Ты все еще неисправимый наивный глупец!

Затем она толкает в бок своего мужчину.

– И это после того, что мы вдвоем пережили в Польше в студенческие времена? Ты ведь знаешь меня и понимаешь, что предательство не в моем характере! Зачем клеветать на меня? – Хасан, оскорбленный и обиженный, пытается защищаться.

– То старые дела, а сейчас ты просто использовал меня. – Лицо Карима становится грустным.

– Неправда! Ты не принимаешь во внимание, что меня оклеветали!

– Для своей чертовой тайной деятельности ты изменил адрес и три месяца тому назад переехал к нам, – перебивает его товарищ. – Именно с того времени мы начали проигрывать почти все битвы. Ты сговорился с тираном Каддафи! У него еще много бабла, чтобы подкупать людей.