Книга Таинственная страсть. Роман о шестидесятниках - Василий Аксенов

Раньше на этом круглом лике при помощи прищура глаз и брюзгливо откляченной губы всегда торжествовала маска еще не до конца высказанной мощи, в том смысле, что все еще впереди и мало вам не покажется. Теперь обалдевший Ваксон в новой юрченковской мимике улавливал подобострастие.

В течение нескольких минут молчания звучал Шопен.

«Так что скажете, Аксён Савельевич?» — напомнил ему свой вопрос Юрченко.

«Ничего», — только и ответил он и стал отдаляться в сторону тех стульев, где сидели их женщины, чтобы поцеловать Анку, Ритку, дочерей и взять за руку Ралиссу: приближался час окончательного прощания.

Тушинский стоял над гробом, закрыв лицо своими длинными ладонями. Потом опустил ладони и стал читать стихи Роберта из «трагического цикла»:

Ах, как мы привыкли шагать от несчастья к несчастью… Мои дорогие, мои бесконечно родные, прощайте! Родные мои, дорогие мои, золотые, останьтесь, Прошу вас, побудьте опять молодыми! Не каньте беззвучно в бездонной российской общаге. Живите. Прощайте… Тот край, где я нехотя скроюсь, отсюда не виден. Простите меня, если я хоть кого-то обидел. Целую глаза ваши. Тихо молю о пощаде. Мои дорогие. Мои золотые. Прощайте! Постичь я пытался безумных событий причинность. В душе угадал… Да не все на бумаге случилось. Волга-река. И совсем по-домашнему: Истра-река. Только что было поле с ромашками… Быстро-то как!.. Радуют не журавли в небесах, а синицы в руках… Быстро-то как!.. Да за что ж это. Господи?! Быстро-то как… Только что, вроде, с судьбой расплатился, — Снова в долгах! Вечер в озябшую ночь превратился. Быстро-то как… Я озираюсь. Кого-то упрашиваю, как на торгах… Молча подходит Это. Нестрашное… Быстро-то как… Может быть, что-то успел я в самых последних строках?! Быстро-то как! Быстро-то как… Быстро…

ПОСТСКРИПТУМ

Люди, всевозможные, оставшиеся, поднимались к возвышению, медленно обходили гроб, целовали покойника — мужчины в скрещенные на груди руки, женщины в лоб. Ваксоны все еще двигались в низинах, приближались: Ваксон впереди, Ралисса за ним.

И вдруг он почувствовал Присутствие Роберта. Оно, Присутствие, раскрывалось навстречу ему с удивительным дружеским чувством, словно объятие. Как будто бы оно, обнаружив его в этой толпе, открылось навстречу ему с радостным удивлением и любовью. Оно, Присутствие, при всей его невидимости, почти физически соприкоснулось с ним, словно говорило: старик, оставь хоть на миг эту внешнюю физику, просто почувствуй, как радостно видеть тебя в этой толпе прощания и прощения, хоть все это может и испариться в следующий миг, старик.

На выходе из Дома радио, на ступенях, он привлек к себе Ралиссу.

«Скажи, ты почувствовала его Присутствие?»

«Да», — еле слышно прошептала она и уткнулась ему в плечо.

21 мая 2007

В. Аксенов

ФОТОАЛЬБОМ

На коктебельских пляжах собирался весь цвет советской литературы

Роберт Рождественский (в романе — Эр) и граждане Свободной Республики Карадаг

Владимир Высоцкий (Влад Вертикалов)

Василий Аксенов (Ваксон) и Роберт Рождественский

Роберт в Коктебеле

Рождественский с женой Аллой Киреевой (Анна Фареева)

Роберт Рождественский с Аллой Киреевой

Рождественский, 60-е годы

Роберт Рождественский в Коктебеле (крайняя слева — Кира Аксенова). 60-е годы

Семьи Рождественского и Булата Окуджавы (Кукуш Октава) часто отдыхали вместе. В центре — Алла Киреева

Василий и Кира Аксеновы (Ваксон и Мирра), Роберт и Алла Киреева, Эдуард Рой (слева направо)

Рождественский с другом, художником Стасисом Красаускасом (Юстинас Юстинаускас)

Белла Ахмадулина (Нэлла Аххо)

В 60-е Аксенов даже не думал, что станет диссидентом и человеком мира