Книга В поисках утраченных предков - Дмитрий Каралис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А как звали вашу бабушку? — задала встречный вопрос женщина.
— Ольга Николаевна.
— А где она жила?
Я принялся рассказывать все, что знал. Бабушка жила в Парголове, работала воспитателем в приюте… Дедушка в семнадцатом году жил на Невском проспекте. Немного же я мог сообщить о своей бабуле, умершей за двадцать лет до моего рождения.
— Можно это посмотреть? — я деликатно кивнул на раскрытый гроссбух.
— А кто такой Каралис Николай Павлович? — она словно и не слышала моего вопроса.
— Мой отец! А что там про него?
— А где он жил?
— Да в разных местах жил… — я пожал плечами и развел руками. На коленях у меня лежал портфель.
— А кто у вас жил в Тамбове?
— Многие. И мать жила, и отец жил, и дед с бабкой по материнской линии…
Ответ ее удовлетворил, и она развернула ко мне книгу с выцветшими зеленоватыми страницами.
Я несколько раз прочитал чернильную запись.
— С этого можно сделать ксерокс?
— Это мы не выдаем. И ксерокса нет. Это актовая запись о смерти. Мы можем выдать только копию свидетельства.
Я покивал.
И торопливо принялся переписывать:
«…Каралис Ольга Николаевна, умерла 26 ноября 1929 года.
44 года. Русская.
Место смерти: Рентгенологический институт.
Причина смерти — рак.
Имущество есть.
2 сына, дочь.
Место работы: помощник ГосИзд.
Заявитель: Каралис Николай Павлович, прож. Тамбов, ул. Кузьминская, 11».
«Документы получил». Я увидел подпись моего будущего отца — ему было тогда двадцать пять лет. Так же он расписывался потом в моем школьном дневнике, когда не стало мамы…
Я сидел в машине, курил, смотрел на съезжающихся к бракосочетанию гостей и слушал, как свистит в щелке окна поземка. Темнело быстро. В детстве я немного завидовал одноклассникам, чьи бабушки потуже затягивали им шарфы перед гуляньем и кричали вслед, что переходить улицу надо только по зеленому — слышишь! только по зеленому! — сигналу светофора. И вот — теперь и у меня есть бабушка.
И пусть она умерла — но она моя бабушка. День ее смерти совпадал с днем моего рождения. Между нашими жизнями — ровно двадцать лет лихорадочного двадцатого века, и это обжигающее звено держит в нашей связке ее сын и мой отец. И известие о смерти бабушки мне отправили через шестьдесят девять лет, день в день, — я посмотрел на почтовый штемпель. А пришло оно в день рождения отца — 1 декабря. И женщина-архивариус не должна была найти по моему ошибочному запросу эту актовую запись за 1929-й год. Но нашла…
И кто сделал мне такой подарок ко дню рождения?..
Вопрос, не требующий ответа.
Бабушка, бабуля…
Она на пять лет моложе меня, моя русская бабушка, которую удалось вызволить из исторического небытия. Я чуть не прослезился от радости.
И когда на бензозаправке напротив Петропавловской крепости стоящие за мной машины принялись сигналить, а водители высунулись из окон и стали крутить пальцами у висков и кричать, чтобы я поторапливался, а не стоял, как дундук, я завернул пробку бака и улыбнулся им, счастливый и довольный: «Да ладно вам, мужики, я бабушку нашел!» Но они, похоже, не расслышали.
Бродил по минувшим временам,
И, ей-богу,
Кроме развалин,
Там много нашел добра.
Алексей Прасолов
Появление на моем горизонте кишиневского архивиста Евгения Александровича Румянцева я смело отношу к разряду высших степеней везения и удачи. Не представляю, как бы я без него раскручивался или, выражаясь по-современному, разруливался с доставшимся мне молдавским генеалогическим наследством.
После получения из Тамбова нескольких больших конвертов с досье на деда, я установил, что надворный советник Александр Николаевич Бузни был потомственным дворянином и женился вторым браком на моей бабушке Прасковье Петровне, которая служила прислугой в его доме. Именно так.
Последнее обстоятельство донесла разведка (не дремал мой ученый двоюродный брат в Обнинске, а съездил в Тамбов, чтобы поправить могилы родителей, и взял показания с восьмидесятивосьмилетней Фаины Криволуцкой, жившей в те давние времена в соседнем доме и дружившей с его матерью, а ныне находящейся в добром здравии).
Среди прочего брат писал: «Прасковья Петровна была прислугой в доме Бузни. Мария Ивановна (первая жена А. Н.) была худенькой женщиной, в то время как Прасковья Петровна — рослой, крепкого сложения и моложе. Возник роман между дедом и П. П., что привело к разводу с Марией Ивановной. Деду было 47 лет, Прасковье Петровне — 23, когда родилась первая дочь — Александра, твоя мама».
Итак, седина в голову — бес в ребро: потомственный дворянин увлекается молоденькой служанкой, и та становится его женой, чтобы потом стать моей бабушкой. (Оставим эти факты без комментариев, не нам, грешным, выставлять предкам оценки по поведению.)
Но достоверно ли дворянство деда, подтверждаемое лишь записью в его послужном списке, заметкой в газете «Киевлянин» и в биографическом словаре молодых революционеров? Где, так сказать, более существенные доказательства принадлежности к эксплуататорскому классу?
— Дядя Дима, вы старайтесь добыть доказательную базу — факты, документы, — мягко учил меня тезка-племянник, словно я без него не понимал. — Чтобы, если мы говорим: дед был дворянином шестого разряда, то всегда могли бы подтвердить какой-нибудь грамотой или дипломом…
— А если говорим, что бабушка была прислугой, то подтверждать ее право на такие занятия разрешительным свидетельством МВД?
— А надо было иметь свидетельство? — удивился племянник, чьих троих детей кто только не нянчил.
— Фиг его знает, — честно признался я. — Я сейчас по второму разу прочесываю в Историческом архиве дворянские дела по Бессарабии и жду ответа из Кишинева. Скажу только, что по архивным данным у Бузни предки довольно древние. Они ведут свой род от великого логофета Петрашки, он служил при господаре Константине Мовиле в 1610 году… Я тебе потом расскажу подробнее. Меня сейчас занимает другое: есть дед, но не установить прадеда. Имеются двое Николаев на подозрении, но никак не ухватить — не знаю, какое должно быть отчество.
— Может, ФСБ подключить? — пошутил племянник. — У меня есть знакомый полковник…
— Надо будет — подключим, — сказал я, не ведая, что очень скоро действительно придется подключать.
Так вот. Пока я подыскивал себе в архивах прадеда по имени Николай, меня, оказывается, тоже искали. И нашли: мне позвонил некто, представившийся Владимиром Собецким из Кишинева, и попросил встречи по интересующим меня генеалогическим изысканиям.
