Книга Дюна: Пауль - Брайан Герберт

— Мой брат на краю смерти, — сказала она трепещущим, странным для нее голосом. — Я должна была его спасти.

— Мы еще можем спасти его, если замедлим кровотечение, если остановим время… — внезапно Чани выпрямилась. — Алия, беги в мою комнату, на столе у окна стоит запечатанный кувшин. Быстро неси его сюда. Как Сайадина, хранительница обычаев, я держу у себя воду жизни. Принеси ее Муад’Дибу!

Алия удивилась, но не заставила Чани просить себя дважды. Конец фразы она слышала уже из коридора.

— Надо ввести моего брата в транс! Да, мы должны это сделать!

Алия понеслась по коридору как ветер.

Чани вспомнила случай, когда Пауль пытался совершенно по-глупому самоутвердиться, причем не в глазах фрименских мужчин, пытаясь оседлать червя, а собираясь сделать то, что под силу только самым могущественным фрименским женщинам. Веря в то, что он Квисац-Хадерах, Пауль принял неразбавленный яд, эманацию дыхания утонувшего червя. Пауль принял тогда крошечную дозу.

— Одну каплю, — сказал тогда Пауль. — Это так мало… всего одна капля.

Да, капля была маленькой, но ее оказалось достаточно, чтобы Пауль на несколько недель впал в такую глубокую кому, что ему пришлось искусственно поддерживать жизнь. Наконец стараниями Чани и Джессики Паулю удалось преодолеть кризис, и он очнулся, обладая способностью распознавать и нейтрализовать яды. Но такие манипуляции требовали сознательного волевого усилия.

Вернулась запыхавшаяся Алия. Сжимая в руке плазовый кувшин, она обежала двух врачей, которые только теперь с наборами для скорой помощи появились в зале. К раненому Муад’Дибу Алия подлетела раньше их и опустилась на колени рядом с Чани. Когда фрименка откупорила кувшин, по залу разнесся сильный, выедающий глаза щелочной запах. Вода жизни была одним из сильнейших ядов, когда-либо известных человечеству. Но сейчас именно она была необходима умирающему Муад’Дибу.

Чани погрузила пальцы в жидкость и извлекла из кувшина каплю. Любовным движением, нежно и ласково, она провела смоченным пальцем по бледным губам Пауля. Чани понимала, что если даст ему слишком много зелья, то его слабый организм не сможет сопротивляться мощному яду, и доблестное сердце Муад’Диба остановится навеки.

После этого смертельного поцелуя тело Пауля словно окоченело, и Чани сразу почувствовала это. Кровотечение остановилось, но теперь раненый перестал дышать, а его веки больше не трепетали.

Один из врачей Сук вежливо отодвинул Чани в сторону.

— Леди Чани, позвольте нам заняться больным. Это его единственный шанс.

Другой врач принюхался.

— Что это? Немедленно убрать! Мы не пользуемся народными фрименскими средствами.

Первый врач с сомнением покачал головой.

— Очень большая потеря крови. Едва ли он ее перенесет. — Они присели возле раненого, пощупали пульс, наложили на грудь датчики мониторов и принялись тихо переговариваться между собой. — Мы пришли слишком поздно. Он уже умер.

Было слышно, как солдаты испустили горестный стон. Стилгар, казалось, был готов взорваться. Ирулан плакала, а Чани не знала, искренние или притворные эти слезы.

Стараясь держать себя в руках, Чани обратилась к врачам:

— Вы ошибаетесь, Муад’Диб еще жив, но жизнь его сейчас так тиха, что вы не можете уловить ее.

Когда в тот раз Пауль впал в кому, многие фримены решили, что он умер.

— Я дала ему воду жизни и выиграла для вас время. Работайте же, лечите его рану.

— Леди Чани, в этом нет никакого смысла…

— Делайте, как я велю! Его тело уже знает, как бороться с комой. Приступайте же, пока не захлопнулось окно надежды.

Расположившись на полу зала, врачи принялись за дело. Они вызвали других медиков, велели доставить хирургические инструменты и начали переливание крови, хотя понимали, что все это окажется бесполезным, если сердце Пауля не захочет работать.

Чувствуя себя беспомощной, разозленная и пылающая жаждой мести Ирулан как чужак созерцала со стороны происходившие вокруг нее события. Чани, Алия и Стилгар окружили раненого императора, не подпуская к нему принцессу. Ирулан не поняла смысла мистического фрименского ритуала, совершенного Чани у тела раненого Муад’Диба. Спасая Пауля, она дала ему яд. Но Ирулан понимала, что вреда от этого не будет.

Не могла Ирулан подойти и к чете Фенрингов. Их окружила дюжина солдат, ждавших удобного момента, чтобы атаковать. Ирулан сомневалась, что эта парочка проживет больше часа, если Пауль умрет, но если он умрет, она не станет защищать Фенрингов.

С помощью тонких клеточных губок и тканевых лоскутов, наложенных с помощью зондов и манипуляторов, предназначенных для куда более точной работы, чем иксианские орудия убийства, врачам удалось зашить и заместить пораженные острым кинжалом ткани.

Ирулан казалось, что тишина и напряженное молчание длятся уже целую вечность.

Один из врачей Сук пробормотал, надеясь, что никто его не услышит:

— Этим здесь надо заниматься прозектору, а не хирургу.

За прошедший час они не увидели признаков жизни. Тем не менее врачи продолжали изо всех сил бороться за императора, применяя все известные им приемы и методы лечения.

Дело было за Паулем.

Видя страдания мужа, Ирулан оцепенела и пала духом. Мать принцессы Ирулан и все ее наставницы из Бене Гессерит были бы крайне удивлены ее непроизвольной реакцией. Куда только делась холодная и искушенная политическая интриганка?

В самый жуткий момент она сама засомневалась — действительно ли в ее душе мелькнула искра любви? Но это было чувство, которым она не могла поделиться ни с кем — даже с ним, если он выживет.

Ее преданность ценилась не выше преданности щенка. Но любовь? Она не могла уверенно ответить на этот вопрос.

Но помимо личных переживаний, было еще мучительное понимание того, какой политический хаос может наступить после смерти Муад’Диба. При таком количестве соперничавших между собой претендентов на трон — включая и ее собственного отца, стремившегося к реваншу и восстановлению своей власти, — галактика неизбежно будет разорвана ужасной гражданской войной. Сможет ли выжить человечество, и без того тяжело раненное джихадом?

Сердце Пауля заработало неожиданно и так внезапно, что этот удар пульса испугал даже врачей. Прошло несколько секунд, и за первым ударом сердца последовал второй.

Потом третий. Промежутки между сокращениями становились все меньше и меньше, и на мониторе в конце концов стал виден медленный, но устойчивый пульс.

Император Муад’Диб вернулся к жизни. Правда, он был очень слаб, и сознание его было пока помрачено. Ирулан и сама чувствовала себя отвратительно. Сердце ее бешено колотилось. Да, это был Муад’Диб. Он не мог умереть! Он жил!

Он открыл глаза, и это было единственное, что было нужно Ирулан. Она вытерла слезы, но они снова потекли из ее глаз. Что это — слезы радости? Да, радости и злости на того, кто посмеет еще раз покуситься на жизнь ее мужа.