Книга Прививка против приключений - Дмитрий Скирюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А потом что? — подытожил я. Паша задумчиво покивал, выудил из ящика новую банку ветчины, отломил припаянный к донышку ключик и скрутил полоску жести с края банки.
— Надо спешить, — сказал он, сооружая новый бутерброд. — Скоро суд. Надо же, как глупо все-таки попались! Из-за каких-то продуктов. Да заплати мы за них, никто бы ничего и не заметил!
— Постой, постой, — я вскочил и метнулся к полке и вытащил толстенный том «Энциклопедии пиратства» Фридриха фон Мейера. Лихорадочно листая страницы, я едва успевал читать заглавия статей. Бригантина… буканьеры… Не то! Каперство — это уже ближе… Еще пара страниц… Либерталия.
Вот оно! Я закрыл глаза и прислонился к стеллажу. Неужели в конце туннеля таки забрезжил свет? Я захлопнул книгу и повернулся к Паше.
— Собирайся. Едем в город.
Через два с половиной часа мы уже ехали по узким пыльным улочкам, разыскивая И-стрит. Машину — старенький, но еще прилично выглядевший «Опель Аскона» мы взяли напрокат. Улицы вскоре стали шире, чище и зеленее, и я остановил наш «Опель» около небольшого особняка с зеленой крышей, сверился с написанным на бумажке адресом и вылез из машины.
— Это здесь.
Паша проследовал за мной. Пройдя по узкой, усыпанной хрустящим красным гравием дорожке, мы поднялись по лестнице и постучали в дверь. Нам открыл невысокий, спортивного вида молодой человек, одетый в джинсовые шорты и рубашку с коротким рукавом.
— Что вам угодно?
— Здравствуйте, — начал я. — Вы адвокат Милленкемп?
— Это мое имя. С кем имею честь?
— Вы хотели бы выиграть дело капитана Гурея?
Милленкемп слегка изменился в лице. Взгляд его стал холодным и недоверчивым.
— Кто вы такие? — сухо спросил он.
— У нас есть что сказать вам, — ответил я. — Думаю, что это вас заинтересует. Но может быть, вы все же пустите нас в дом?
Поколебавшись, адвокат Милленкемп открыл дверь и отступил в глубь коридора.
— Проходите, — сказал он. — Сегодня мне везет на посетителей. Сдается мне, что вы и впрямь знаете, чем можно мне помочь.
— Везет на посетителей? — Пашка поднял бровь. — Что вы этим хотели сказать?
Как раз в это мгновение он перешагнул порог гостиной и остановился, пораженный:
— Якорь мне в корму!
— Герр Готт! — послышался в ответ чей-то изумленный возглас. — Это нефероятно! Неушель это ви?
Мы с Пашей переглянулись.
Сюрпризы продолжались.
Это был тот самый немецкий турист, встреченный нами на острове Пасхи и затем — в Австралии!
Свидетели и судьи. Виновны или нет? Ошеломительная новость. Деньги или жемчуга. Специалист по пиратам. Немного истории. Страна Свободы. Губернатор острова Мадагаскар. Вердикт.
— Встать! Суд идет!
Задвигались стулья. Обитая красной кожей дверь открылась, пропуская дородного судью в темной мантии. Разместившись в высоком кресле, он поправил очки на носу и обвел зал внимательным взглядом серых глаз.
— Прошу садиться, — сказал он. — Слушается дело…
И Пашка, и я были в зале — Милленкемп позаботился об этом. Я так разволновался, что большую часть речи пропустил мимо ушей и взял себя в руки, только когда дело дошло непосредственно до слушания.
Игорь, Коля, Витя и Олег сидели рядком за невысоким ограждением для подсудимых. Справа и слева стояли два полисмена. Обвинение представлял плотно сбитый лысоватый субъект в светлом костюме-тройке и в очках. Было ему лет сорок — сорок пять, и звали его Абрахам Фостер.
Защита опаздывала. Нервничая, я взглянул на часы. Прошло минут, наверное, пять, прежде чем дверь распахнулась и вошел Гарри Милленкемп.
— Адвокат Милленкемп прибыл, — объявил судья. — Есть какие-нибудь препятствия, которые мешают нам приступить к разбирательству?
— Нет, ваша честь, — покачал головой адвокат.
— Слово предоставляется обвинителю, — сказал судья.
Фостер встал из-за стола, одернул на себе пиджак, вышел и повернулся лицом к залу. Присяжные и зрители затихли.
— Я утверждаю, — сказал он, — что господин, называющий себя «капитан Гурей», и трое его сообщников в четверг, двадцатого февраля сего года попытались угрозами и вымогательством добиться от инспектора полиции Уолтера Де Билла права бесплатно брать продукты в местной лавке, а когда им ответили отказом, искусственно вызвали снегопад и, забрав продукты, удалились, после чего совершили еще одно преступление, оказав сопротивление полицейским, которые прибыли, чтобы задержать их.
— Что говорит на это ответчик?
— Они невиновны, — безапелляционно заявил Милленкемп.
Зал возбужденно загудел, и судья дважды стукнул молотком, призывая к порядку.
— Прошу господина Фостера продолжать.
Прокурор сложил руки за спиной и стал ходить взад-вперед.
— С чисто юридической точки зрения, — начал он, — мы имеем дело с простым случаем хулиганства и вымогательства, если бы не одно «но»…
— Минуточку, — Милленкемп поднял руку. — Вопрос, ваша честь. Когда выносилось постановление о взятии под стражу, ни я, ни другой адвокат при этом не присутствовали. Господину Гурею говорилось тогда, что он имеет право на защиту?
— Он сказал, что это не имеет значения, — отпарировал Фостер.
— Прошу занести в протокол мой протест, что взятие под стражу было незаконным, — удовлетворенно закончил Милленкемп.
— Принято, — кивнул судья и повернулся к Фостеру. — Продолжайте.
— Итак, давайте же разберемся, что произошло двадцатого февраля и почему…
Изложение дела заняло без малого пятнадцать минут. Милленкемп перебил прокурора только дважды — первый раз, когда Фостер заявил, что за продукты не было заплачено (он напомнил о жемчуге), и второй раз, когда Игоря и всех нас обозвали спятившими самозванцами.
Фостер признал, что при задержании не были соблюдены некоторые юридические формальности, но подчеркнул, что технически это не играло никакой роли. Все начали посматривать на часы, но, видимо, прокурор не любил перерывов и поспешил вызвать своего первого свидетеля — младшего сержанта Уолтера Де Билла. Допрос продолжался недолго и в основном подтвердил все вышесказанное.
— Когда вы поняли, что речь идет о вымогательстве? — спросил судья.
Де Билл задумался.
— Пожалуй, когда они явились после снегопада. До этого я был склонен расценивать все происходящее как неудачную шутку.
— И вы разрешили им взять продукты?
— Ситуация была критическая — мела метель… Еще немного, и люди могли бы замерзнуть.