Книга Нерон. Родовое проклятие - Маргарет Джордж

class="p1">– И она их воплотила.

– Она умела плести интриги, в этом ей не было равных.

Если не считать меня. Ученик превзошел своего учителя. Но мне больше не хотелось об этом думать.

– Императорская ветвь заканчивается на мне. Мы должны подарить ей новые листья. Здоровые листья, которые станут продолжением нашей династии, – я указал на статую, – династии Юлиев-Клавдиев.

– Тогда к полудню нам следует вернуться на виллу и поработать над этим проектом, – рассмеялась Поппея и прижалась ко мне всем телом.

* * *

Здесь, в Антиуме, я смог сконцентрироваться на эпосе о Троянской войне. Возможно, этому способствовал сам отъезд из Рима или к творчеству располагали плеск волн и запах моря. Или же воспоминания о том, как я мальчишкой бродил по вилле, лазил по скалам, слушал рассказы Аникета и Берилла и с восторгом наблюдал за расширением границ своего мира, послужили толчком к возобновлению работы над старой историей.

Троянская война… Первую часть я уже закончил. Начальные главы были посвящены тому, как семья Париса заново открывает его для себя. Это происходит, когда в борцовском поединке он побеждает Гектора. Сцена доставила мне особое удовольствие. В «Илиаде» Парис представлен мечтательным, по сути никчемным и безответственным юношей. Но мой Парис был сильнее Гектора, восхваляемого всеми воина. То, что ценил и воспевал Гомер, оставляло меня равнодушным. Париса боги не обделили, я собирался воздать ему хвалу. Он говорил что-то вроде: «Не стоит отказываться от бесценных даров богов, даже если это не то, что мы желали бы получить». У Гомера своя версия Троянской войны, и в ней он недооценивает Париса, зато я в своей «Трое» отдам ему должное. Почему мечтатель не может быть великим воином?

Однако после смерти дочери я понял, что меня больше притягивают последние дни Трои, конец всего – суровый лик непреклонной судьбы, предвестие гибели. И теперь, как никогда прежде, меня преследовали картины ужасов, происходивших во время падения Трои, – убийства, разрушения, пожары.

Сидя за рабочим столом, я отложил в сторону начальные части своей рукописи и перешел сразу к последней ночи Трои. Когда чувствуешь потребность о чем-то написать, надо ей подчиниться, а все остальное оставить на потом.

Я приступил к работе на рассвете и настолько погрузился в те далекие события, что оторвался от поэмы лишь на закате. Вернувшись к ней снова, строчил как одержимый при свете лампы. Я был там, я действительно там был. А когда последний камень упал на землю и Трою охватил огонь, во мне ничего, кроме скорби, не осталось. Я отнял руки, и лист свернулся передо мной на столе. Я сказал все, что мог, теперь на меня накатила тоска. Все кончено. Я никогда не напишу эту сцену снова. Троя погибла.

* * *

– Ты хочешь выступить на фестивале драмы? – спросила, подойдя ко мне, Поппея.

Я уснул прямо за столом, положив голову на рукопись. Я поднялся и зажмурился от яркого солнца.

– Фестиваль драмы?

Тряхнул головой: в ушах еще стояли крики и стоны погибающей Трои, но они становились все слабее.

– В честь открытия твоего нового театра! Он состоится через три дня, в полнолуние, и будет посвящен Диане.

– О…

Я смотрел на свою рукопись и не мог понять, готов ли представить ее публике. В глубине души я еще не хотел с ней расставаться. Но будет очень уместно, если я, как покровитель театра, открою сцену своим выступлением.

– Возможно, – сказал я.

* * *

Поппея проявила столько терпения, когда я, забыв обо всем, отдался написанию своей «Трои», что я решил заказать для нее подарок, который символизировал бы мою безмерную благодарность за ее понимание. Она действительно умела приметить, когда человек одержим идеей, и благородно отходила в сторону, чтобы не мешать. Это большая редкость.

И я пригласил купца из Индии, чтобы обсудить, какое ожерелье лучше преподнести в дар Поппее. Конечно, оно должно быть уникальным, для Рима уж точно.

– У нас в Индии ювелиры делают особые ожерелья, завязывая дизайн на астрологии, – сказал купец.

Рим вел оживленную торговлю с Индией, так что город наводнили товары, которые еще не так давно были большой редкостью.

– Мы называем такие – ожерелье девяти камней. На нашем языке название звучит иначе, но это точный перевод на латинский. Каждый камень в ожерелье – они должны быть идеальными, никаких изъянов – символизирует небесное тело. Мы верим: когда эти камни оказываются вместе, точно планеты в небесах, происходит что-то сродни магии.

Это меня заинтересовало.

– Какие именно камни?

– В таком ожерелье рубин символизирует Солнце, и он должен быть расположен в самом центре, раз уж солнце занимает центральное место в небесах. Жемчуг – это Луна, гессонит – растущая Луна, а «кошачий глаз» – убывающая. Красный коралл – Марс, изумруд – Меркурий, желтый сапфир – Юпитер, алмаз – Венера и голубой сапфир – Сатурн.

– Солнце должно быть в центре, а остальные камни можно расположить по своему желанию? – спросил я.

Идеальные камни дорого мне обойдутся, но так тому и быть.

– Да, тут правил нет, коль скоро все планеты и Луна находятся в постоянном движении.

И я тут же рассказал купцу, каким вижу ожерелье:

– Оно будет широкое. Рубин – в центре, но ближе к нижнему краю. По обе стороны от него – красный коралл и изумруд. Над рубином – жемчужина, как Луна над Землей и над Солнцем. Потом две фазы Луны – оранжево-коричневый гессонит напротив «кошачьего глаза». Дальше по обе стороны – желтый и голубой сапфиры. И наконец, под красным рубином будет подвешен алмаз. Луна и Венера – самые прекрасные в ночном небе, они должны быть на самом видном месте.

– Как пожелаешь, цезарь. Я смогу достать эти камни.

– Я хочу, чтобы рубин был крупнее всех остальных. И золото должно быть лучшим. Подбери яркое, нубийское.

– Все как пожелаешь, цезарь. Смогу доставить его тебе через два месяца.

– Нет, через три дня.

Я хотел преподнести его Поппее в ночь открытия театра – в полнолуние.

Купец задумался. Скажет, что это невозможно? Или припоминает, что есть одно готовое, пусть и не такого вида, и собирается предложить его?

– Я… – купец сделал глубокий вдох, – как пожелаешь, цезарь.

– За срочность заплачу втрое. Я высоко ценю твою работу.

У купца прояснилось лицо: счет обещал быть баснословным и это его утешило.

* * *

Все-таки я решил читать «Падение Трои». Пусть я и не был достаточно готов, но понимал, что это судьба. Фестиваль ждал моего выступления, а у меня было готово произведение, пусть даже и не