Книга Время дракона - Светлана Сергеевна Лыжина

здравого смысла!

"Удивительно, как люди порой оказываются миролюбивы и терпеливы сверх всякой меры, - думал Влад. - Почему они, видя, что некто ведёт себя как дурак, не хотят уличить его громогласно? Почему терпят чужую глупость?"

К сожалению, это были вопросы риторические, ведь князь слишком хорошо знал, что люди не уличают дураков - лишь иногда отваживаются вежливо поправить: "Послушай, ты делаешь не то". "Бесполезно требовать, чтобы люди прекращали терпеть, - говорил себе Влад. - А особенно бесполезно от них требовать, чтоб уличили своего дурака-приятеля или местного дурака-начальника". Князь знал, что люди предпочтут притвориться, будто дурак не так уж и глуп, ведь притворяться спокойнее, чем говорить от сердца. "Если назовёшь вещи своими именами, то может выйти ссора. Вот в чём дело!" - мысленно кипел младший Дракул.

Влад понимал, что почти все люди по природе терпеливы, однако он понимал и то, что дурак, если его не уличить, станет наглеть день ото дня и, в конце концов, начнёт требовать, чтобы его все слушали. Дурак станет наглеть, а люди будут продолжать терпеть в надежде на справедливого государя, который придёт и спросит:

- Почему вы пляшете под дудку глупца? Неужели не видите, что сами глупеете вместе с ним? Неужели не видите, что глупость, которую вы не захотели задушить в зародыше, растёт и со временем заслонит вам свет солнца? Неужели, вы хотите жить во тьме?

Младший Дракул знал, что как только он заведёт такую речь, тут же найдутся люди, готовые подтвердить его правоту:

- Да, - скажут они, - теперь у нас открылись глаза. Мы видим, что дурак это действительно дурак. Но что же нам делать?

Влад неизменно отвечал:

- Посадить этого дурака на кол, если не перестанет учить вас глупости.

Дурак, услышав это, становился смирным, а остальные люди радовались, что жизнь их наконец-то наладилась и стала разумной. Правда, подобные улучшения в жизни оказывались кратковременными, ведь как только государь уезжал, люди начинали говорить:

- До чего же строг наш правитель! Зачем он говорил так резко? Зачем гневался? Да, дурак глуп, но ведь можно было сказать об этом более мягко, чтобы никого не обидеть. И зачем было грозить дураку расправой? Ой, суров наш государь. Суров и даже жесток. Он не знает снисхождения к чужим слабостям.

Младший Дракул чувствовал безысходность именно потому, что сознавал - подданные никогда не поймут, отчего он так строг, и почему государю необходима подобная строгость.

"Подданным неоткуда узнать, что для государя глупость - злейший враг, - говорил себе Влад. - Подданным неоткуда узнать, что государь, совершивший глупость, часто платит за неё жизнью. Даже дружба между государями совсем иная по сравнению с дружбой между обычными людьми - дружба возможна только между двумя разумными правителями, а если один из них теряет разум, то дружбе конец, и недавние союзники становятся врагами. Сильный клюёт слабого, а умный - дурака. Государь платит за глупость очень дорого, так почему он должен прощать её своим подданным? Если он простит глупость другим, то рано или поздно начнёт прощать себе, и тогда конец".

Влад посмотрел вниз, на змея-дракона, будто рассчитывал найти понимание хотя бы у него:

- Эй, шавка, ответь мне... - мысленно произнёс младший Дракул. - Почему люди ведут себя, как дураки? В чём причина глупых промахов?

- В неумении видеть будущее, - с готовностью ответила тварь. - Ведь дураки чаще других повторяют "кабы знать заранее...".

- А разве можно знать заранее? - с сомнением спросил государь. - Будущее слишком изменчиво.

- Да, изменчиво, - согласилась тварь, прекрасно понимая, откуда у хозяина появилось такое мнение, и сжала губы, чтобы не сболтнуть лишнего.

- Ты хочешь сказать что-то ещё? - ободрил её Влад.

- Будущее изменчиво, но предсказуемо, - прошипел дракон. - Я вижу будущее, потому что мне не мешают чувства. А вот людям они застилают глаза. Когда человек влюблен, то уверен, что его тоже полюбят, даже если любимая гонит его прочь. Когда человек правдив, то верит всем подряд, даже если разговаривает с лгунами. А когда человек выручает кого-то, то рассчитывает на ответную услугу, даже если помогает прохвосту. Люди судят о других по себе - так велят чувства, и это делает людей дураками.

* * *

Вернувшись из Турции, отец Влада вёл себя не то чтобы глупо, но беспечно, а это почти одно и то же. Он совсем перестал опасаться Яноша Гуньяди, хотя за год до этого уверял своих бояр, что Янош обидчив и опасен. Наверное, старший Дракул начал понемногу забывать ссору с венгром и искренне полагал, что венгр тоже забывает. Старший Дракул не вспоминал даже про самого Яноша, а про ссору и подавно.

"Наверное, у отца есть причины так себя вести", - подумал четырнадцатилетний Влад, когда заметил, что ни родитель, ни старший брат, ни жупаны больше не говорят о Яноше и Сёчке, и не упоминают их даже во время заседаний боярского совета. "В прошлые годы было столько разговоров о венграх, а теперь тишина", - удивлялся Влад, однако нынешние заседания совета отличались от прежних не только в том, что касалось венгров.

Отец Влада так сдружился с султаном, что благоволение турецкого правителя чувствовалось на расстоянии и отражалось в поведении отцовых бояр. Жупаны-старожилы стали относиться к своему князю с превеликим уважением. Раньше государь спрашивал у них: "Что посоветуете?" - а теперь жупаны спрашивали: "Что прикажешь, государь?"

Влад видел, что родитель очень доволен - видел это в его взгляде и в улыбке, когда отец поворачивался к сыну, будто хотел напомнить: "А ты советовал мне казнить одного-двух жупанов, чтобы нагнать на них страху. Видишь? Казнить вовсе не потребовалось". Княжич улыбался в ответ, соглашаясь, но иногда почему-то думал, что родитель смотрит вовсе не на него, а на кого-то другого - на кого-то с чешуйчатой спиной, тоже сидящего слева от трона.

Как бы там ни было, отец радовался, и теперь связывал своё будущее не с венграми, а с турками и с теми жупанами, которых прежде недолюбливал. Влад окончательно понял это через месяц после возвращения родителя из Турции, когда вдруг случился один разговор...

Это произошло после заседания боярского совета, на котором жупаны-старожилы, и прежде всего Нан, вели себя особенно любезно с государем. После заседания, государь, как водится, пригласил жупанов отобедать, но в тот день обед казался