Книга Дневник из преисподней - Ирина Гордеева

чувства к милорду, которые я не могла объяснить даже себе. Не переставая думать об Алексе, я скрывала эти мысли и чувства от себя, потому что боялась, что их легко прочитает милорд. И с Алексом я поступила точно также, почти не осознавая этого. Рядом с ним мои мысли скрывали милорда, и Алекс не мог прочитать их. Я пряталась от него, но любовь — это истина и она не смиряется с ложью и полуправдой. И когда Алекс пришел на мой зов, я уже не могла прятаться…

Огромная птица с нежностью положила свою голову мне на плечо, и я впустила Алекса в свой мир, как когда-то впустила его отца. Мне хотелось, чтобы Алекс разобрался в том хаосе, который творился в моей душе, и подсказал мне дорогу из внутреннего лабиринта, где заплутали мои чувства и желания. Но он не освободил меня. Думаю, никто не смог бы освободить меня, как никто не способен навязать нам свои чувства или вызвать в нас любовь, которой нет. Нельзя принудить к любви, нельзя уговорить нас полюбить, нельзя заставить разлюбить или возненавидеть. Все эти чувства — это наше решение и наше сердце диктует их нам.

Одного я только не пойму — как можно испытывать чувства к свету и тьме, одновременно любя их обоих, несмотря на взаимоисключающие правила такой любви? И, если я не понимала этого, то и Алекс не смог понять.

Но для него не существовало правил, и только в этом проявляется истинное лицо любимого человека — его настоящее чувство, ибо любовь не только сближает, но и растворяет друг в друге два разных сердца, а затем разделяет то, что получилось, на два одинаковых сердца и возвращает их двум существам, отныне и во веки веков становящихся двумя половинками единого целого….

Когда я очнулась, звездное небо смотрело прямо на меня глазами Алекса, и я по-прежнему не ощущала его любви. Но он не отстранился от меня, когда я прижалась к его груди, почти зарывшись в мягкие и теплые перья. Напротив, он подтолкнул меня своим массивным клювом, и я обняла его за руками за шею. Его слова прозвучали в моей голове тихим шорохом умирающей под ногами осенней листвы: «Я поднимусь к звездам, если ты этого захочешь; упаду с небес, если однажды попросишь; откажусь от крыльев ради твоей любви…».

— Мне нужно спасти милорда. И только тебя я могу просить о помощи! — Я еще крепче обняла его за шею, — но именно тебя я просить не должна…

Алекс высвободился из моих объятий и произнес резким и гортанным, почти нечеловеческим голосом:

— Я пришел на твой зов и всегда на него приду!

Мы поднимались к холодным и далеким звездам, и я все еще слышала слова Алекса в своей голове: «Я поднимусь к звездам и упаду с небес, откажусь от крыльев ради твоей любви…». И мне было так спокойно, как не было ни с кем и никогда. Ничто не тревожило меня, даже мысли о предстоящей встрече с милордом. Единственно реальными для меня оставались ночь, ветер, звезды и Алекс.

Бесконечное время обретало свой конец рядом с ним и бежало быстрее от одного лишь его присутствия. Безграничное время облекало себя в видимые границы, и я не боялась переступить через них, зная, что наступит еще один день, а Алекс будет рядом и останется рядом навсегда. Я начинала бояться лишь одного — людей или орлов, способных лишить меня этого времени. И насколько же бесконечным могло стать мое время без него?

Селение Вори открылось внизу маленькими и далекими огоньками, и сердце мое застучало в груди в унисон с сердцем Алекса. Кровь прихлынула к вискам, когда он развернулся и направился к земле, сложив крылья. Ветер рвал мои волосы и рычал в ушах, а я готова была закричать от восторга и ужаса, охвативших меня.

Мы приземлились недалеко от деревушки, и я простилась с Алексом, одновременно чувствуя огромное нежелание расставаться с ним. Я помню, что сказала ему что-то о чувстве долга — вовсе не то, что хотела ему сказать. И он ответил мне тем же, чем всегда отвечал: «Делай что должен и будь что будет…». И мне не стало легче от его слов.

Милорд остановился в северной части селения Вори, как я и полагала. И охрана искренне удивилась моему появлению в полном одиночестве, как только узнала меня. Но соответствующий прием с учетом моего статуса и положения был оказан незамедлительно, и разбуженный Каас Ли уже через несколько минут встречал меня возле входа в дом, где остановился милорд.

По крайней мере, милорду удалось немного поспать в отличие от меня, и я искренне позавидовала Магистру, появившемуся через считанные минуты в гостиной с лицом, на котором остатки сна мешались с отблесками света от зажженных свечей:

— Вы прервали мой сон, миледи, но я ничуть не сожалею о нем, — глаза милорда искренне улыбались мне, и я вздохнула от легкого чувства ностальгии по тем временам, когда видела их красоту каждый день.

Я улыбнулась в ответ, чувствуя определенную вину за то, что вытащила его из постели, и к тому же готовлюсь сообщить новость, которую он может принять со свойственной ему безудержной энергией. Той энергией, которую я боялась, и которая часто приводила к умирающим в ночи людям и окровавленным телам.

— Мне жаль, милорд, что приходится сообщать вам не самую приятную новость в столь поздний час. Я надеялась встретиться с вами в несколько иной обстановке…

Милорд кивнул мне, приглашая присесть, и я с удовольствием вытянула ноги, удобно устраиваясь в мягком кресле. Я наблюдала за тем, как милорд разжигает огонь в камине, и почувствовала, что замерзла, лишь ощутив жаркое прикосновение зарождающегося огня.

— Поверьте мне, Лиина. Новость о том, что вы надеялись на встречу со мною, стоит потерянного сна и всех других новостей, какими бы они ни были! — С этими словами милорд коснулся темного графина с грубыми шлифованными краями и разлил в бокалы темное, казавшееся почти черным вино.

На этом обмен любезностями подошел к концу, и милорд выжидательно посмотрел на меня, так и не сделав глотка из бокала. Его взгляд невозможно было выдержать, и я опустила глаза, глядя на подрагивающую в моих руках жидкость.

— Вам следует идти в крепость Тампли, милорд. Дорога в Ант-Реен сейчас небезопасна. Принц Дэниэль скоро узнает об этом и сделает все возможное, чтобы обеспечить вашу безопасность и безопасность ваших людей.

Только закончив последнюю фразу, я осмелилась