Книга Вечера в древности - Норман Мейлер

И тогда она встала с нашей постели и взяла в руки саркофаг — не длиннее моего пальца, но на его крышке были нарисованы лицо и фигура Маатхерут. Внутри находилась мумия размерами с коротенькую гусеницу, столь тщательно завернутая в прекрасную ткань, что ей не нужна была смола: на самом деле, ее прикосновение было подобно лепестку розы. Я держал в руках аккуратно завернутую мумию ее маленького пальчика. Но раньше, чем я успел решить, коснулся ли я чего-то чрезвычайно ценного или, наоборот, чего-то, что неприятно взять в руку, она принялась говорить о странствиях ее маленького пальчика сквозь врата и по устрашающим путям Херет-Нечер, и, когда я пробормотал, что не понимаю, как может какая-то часть тела, а тем более пальчик, путешествовать самостоятельно, она вновь рассмеялась своим серебристым смехом. „С помощью обряда, известного лишь в моем номе, — сказала она. — Иногда те, кто живет в Саисе, знают не так уж мало. — И она снова засмеялась. — Моя семья сделала так, что Ка этого пальчика обручили с Ка жирного и богатого торговца из Саиса. Да, они даже снабдили его нужными свитками папируса". Я знал ее достаточно хорошо, чтобы понять, что все, что она говорит, правда, и наконец она рассказала мне эту историю. Из письма своей матери Медовый-Шарик узнала, что тот торговец умер в ту же ночь, в которую она потеряла свой пальчик. Так что, когда пальчик лежал в маленькой вазе с солевым раствором, торговец тоже пребывал в своем растворе соли, и оба они были выдержаны в соли семьдесят дней. Произошел обмен посланиями с тем, чтобы убедиться, что они были завернуты в один и тот же день и уложены в отдельные саркофаги — большой и маленький — в один и тот же вечер: пальчик в Фивах, а жирный торговец в Саисе, в десяти днях пути вниз по реке; но таково природное безразличие Ка к любой величине расстояния, что ее пальчик был готов предпринять путешествие в Херет-Нечер вместе с ним.

Затем она рассказала мне о том, как ее матери пришлось помогать семье жирного торговца во время приготовлений. Вдове были даны наставления, какие заказывать ушебти и кто в Дельте самый лучший мастер. Ушебти может весить не более чем кисть твоей руки, но стоять в деревянной лодке она должна правильно. Эта несчастная женщина даже не знала, куда ставить фигурку, когда ее муж был уже в гробнице. Ужасно, когда семейство богатеет столь быстро, что к золоту не прилагается никакого знания. Они не представляли, какие свитки папируса покупать. Вдова также не могла понять, что она обязана купить Исповедь-Отрицания, сколько бы та ни стоила.

„Исповедь-Отрицания", — с умным видом повторил я, но Meдовый-Шарик знала, что я столь же невежествен, как и семья того толстяка.

„Да, — сказала она, — вдова жаловалась на высокую цену. Она была скаредной! Наконец моей матери пришлось заплатить самой.

Она не собиралась отправить Ка моего маленького пальчика бродить по Херет-Нечер, пока у него не будет Исповеди-Отрицания. В ночь перед похоронами моя мать наняла двух жрецов, и к рассвету они должным образом написали ее на трижды освященном папирусе. Вот теперь торговец мог, по крайней мере, показать Богам, злым духам и зверям, что он — хороший человек. Папирус свидетельствовал, что он ни разу не согрешил. Он не убил ни мужчины, ни женщины, а также ничего не крал из храмов. Он не оскорбил никакой собственности Амона. Он никогда не говорил неправды и не изрекал проклятий, и ни одна женщина не могла заявить, что он прелюбодействовал с нею, а также никакой мужчина сказать, что он обладал другим мужчиной. Он не жил с сердцем, исполненным ярости, никогда не подслушивал, что говорят соседи. Никогда не крал он желанной земли, никогда не клеветал на других, никогда не совершал развратных действий с самим собою. Он никогда не отказывался выслушивать правду и мог поклясться, что никогда не перегораживал воды, предназначенной течь в чужие наделы. Он никогда не богохульствовал. Он даже не повышал голоса. Он не совершил ни одного из сорока двух грехов, ни одного. Он наверняка никогда не занимался никаким, колдовством, направленным против Царя".

Сказав это, Медовый-Шарик рассмеялась, и я впервые услыхал такое удовольствие в ее голосе. „Аиииих, Казама, какому дрянному человеку мы помогли! Не было такого греха, который бы он ни совершил. Мнение о нем сложилось столь зловонное, что все в Саисе звали его Фетхфути, хоть и за глаза"».

При звуке этого имени и Хатфертити, и Нефхепохем вздрогнули, но ни один из них не промолвил ни слова, а Мененхетет продолжил свой рассказ. «„Понимаешь, — сказала мне Медовый-Шарик, — силы этой Исповеди-Отрицания столь велики, что Ка моего пальчика находится в безопасности. — Она кивнула. — Так мне постоянно говорят в моих снах. Фетхфути преуспевает в Стране Мертвых, и мой маленький пальчик — рядом с ним".

„Преуспевает?" — спросил я ее. Я совершенно запутался. Предыдущей ночью, желая удивить меня тем, как много мудрости она обрела от тех путешествий ее пальчика, она сказала, что ни один жрец не сможет лучше научить меня, что говорить яростным зверям и хранителям врат. Она не только знала имена змей, но была также знакома с обезьянами и крокодилами на берегах Дуата, а ее Ка разговаривал со львами, из зубов которых вырывалось пламя, а также с рысями, клыки которых походили на мечи. Она знала, как использовать магические заклинания, которые помогали миновать озера с горящим маслом, и выучила, какие травы надлежит есть, проходя в темноте зыбучие пески за каждыми вратами.

Более того, она умела освятить любой амулет, который мог пригодиться мне в Херет-Нечер. Амулет сердца, например (благословленный должным образом, он придал бы моему Ка новые силы), или двух золотых пальцев (с помощью которых я смог бы взобраться по лестнице, поднимающейся на Небеса). Она даже знала, как очистить амулет девяти шагов (ведущий к Трону Осириса). Но это, еще не все — она была готова нанести на папирус слова многих заклинаний, которые могли бы понадобиться мне, и стала говорить мне названия некоторых из них: О-Выхождении-в-День, О-Жизни-после-Смерти, Заклинание-о-Прохождении-через-Спину-Змея-Апопа, Гимн-Западу, Заклинание-Побуждающее-Человека-Помнить-Свое-Имя-в-Подземном-Мире, Заклинание-Отражения-Крокодила и Заклинание-Препятствующее-Краже-Сердца-Человека. Не уверен, что я мог следить за ходом ее мысли — этих названий было так много: Заклинание-о-Жизни-в-Воздухе, Заклинание-о-Неумирании-во-Второй-Раз, Заклинание-о-Неядении-Отбросов или Об-Удержании-Паруса (с тем, чтобы судно, на котором находится твой Ка, могло проскочить место с самым омерзительным запахом). Там были также: Заклинание-о-Превращении-в-Принца-среди-Сил, В-Лилию, В-Цаплю, В-Барана. И это еще было не все. Существовали: Заклинание-об-Изгнании-из-Человека-Дурных-Воспоминаний и Препятствующее-Душе-быть-Запертой. Также Заклинание-Обожания-Осириса, а потом — Молитва-для-Навоще-ния-Луны. Каждый раз, когда я думал, что она подошла к концу, она вспоминала что-то еще: Заклинание-об-Освобождении-из-Се-ти и Книгу-Установления-Столба-Джед. Она говорила тихим голосом, но эти имена зазвучали в моем сознании так же громко, как крики торговца.

„Ты не уступаешь Царской Библиотеке Усермаатра", — сказал я.

„Я готова сделать все это для тебя", — ответила она, и я услышал столько любви в ее голосе. Она действительно могла хорошо позаботиться обо мне в Стране Мертвых. Она желала, чтобы я не испытывал никакого страха перед этим местом. Тогда при отправлении ее обрядов я бы не испытывал такого ужаса.