Книга Логово снов - Либба Брэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты останешься здесь и будешь ждать, – тот распахнул перед нею дверь гардеробной. – Я вернусь за тобой, как только переговорю с Ассоциацией.
Он помог Лин забраться в чулан, где она села на пол, скрытая за кучей тяжелых костюмов, и пристроила рядом свои костыли.
– Здесь тебе ничего не грозит, – ободряюще сказал дядя и закрыл дверь.
Но Лин знала, что безопасных мест в Чайнатауне больше не осталось – нигде. Особенно когда люди кругом ненавидят даже самую мысль о тебе. Когда твои сны населяют призраки… Лин закрыла глаза и стала слушать, как ее соседей хватают и увозят куда-то в ночи. Когда полиция ворвалась в темную оперу и принялась ее обыскивать, она затаила дыхание. Гардероб они, разумеется, тоже открыли, но, увидав там только вешалку с костюмами, закрыли и ушли. Целую вечность Лин пролежала на полу; в ногах немилосердно кололо. Когда все стихло, она рискнула выползти и встала во тьме, не зная, куда ей идти и что делать. Потом решительно оторвала жемчужину и фазанье перо с костюма Дао Ма Дань – надеюсь, дядюшка простит! – и засунула то и другое поглубже в карман. Поглядев в щелочку двери наружу и убедившись, что на улице никого нет, она вышла из театра и двинулась вперед по зловеще пустынным улица Чайнатауна, на каждом шагу оглядываясь, не идет ли полиция. Сейчас родной квартал до боли напоминал тот самый сон. Придушив всхлип, Лин юркнула в «Чайный дом» и, хрустя битыми тарелками на полу, прокралась к телефону, где живо отыскала в книге адрес «Беннингтона».
Прихватив шляпу Генри, она нахлобучила ее себе на голову и, стараясь держаться в тени, поспешила к станции надземки: до Манхэттена было неблизко.
На вечер предсказывали северо-восточный ветер, и он уже начал разминаться перед выступлением, трепля от руки расписанный баннер, который Мэйбл и Джерико вывесили над парадным входом в музей, и играя с надписью. Сейчас, например, на нем читалось:……СТАВКА П…ОРОКИ ДНЯ!
Внутри те же двое лиц наводили последний лоск на пророческую экспозицию. Мэйбл красиво раскладывала треугольнички сэндвичей с кресс-салатом на серебряных подносах, которые позаимствовала в буфетной «Беннингтона»; Джерико прилаживал к экспонатам последние карточки с аннотациями.
– Симпатично выглядит, – поделилась Мэйбл, внезапно оказавшись рядом с ним.
– На данном этапе – да, – согласился Джерико. – Без твоей помощи мне бы это не удалось, Мэйбл. Спасибо.
Хорошо, что ты это понимаешь, подумала она.
– Да не за что, – сказала Мэйбл.
Отряхивая дождь с пальто, в вестибюль ввалился Сэм.
– Погода сегодня дрянь, – сообщил он.
– Надеюсь, это не помешает людям прийти, – забеспокоилась Мэйбл. – Пухло выглядишь, Сэм.
– Спасибо, Мэйбл. Ты в целом тоже. А где Эви?
– Я думала, она с тобой придет!
Сэм, уже наполовину вылезший из сырого пальто, тяжко вздохнул, влез обратно и застегнулся.
– Держите тут все на льду, – он подхватил треугольный сэндвич с подноса и сунул в рот. – Скоро вернусь с нашей почетной гостьей.
– Ты ведь знаешь, где она? – спросила Мэйбл, восстанавливая на подносе испорченную композицию.
– По крайней мере, у меня есть идея.
Некоторое – весьма небольшое – время спустя Сэм ворвался в ресторан под «Уинтропом» и быстро проложил себе путь через толпу. Группка порядком нализавшихся гуляк склонилась над фонтаном, куда кто-то запустил маленькую молотоглавую акулу. Рыба растерянно кружила в мелкой воде, пока общество тыкало в нее пальцами и хохотало. Эви в окружении придворных заседала за большим столом. Мужчины и женщины с легкими улыбками и еще более легкими убеждениями, казалось, жадно пожирали каждое слово (доведенное уроками сценической речью до полного совершенства), срывавшееся с ее губ. Некий джентльмен, сидевший как-то уж слишком близко к Эви, как раз перебил ее и принялся рассказывать какую-то очевидную, c точки зрения Сэма, скукотень.
Сэм решительно подошел к столу и постучал хозяйку бала по плечу.
– Ой, привет, Сэм! – радостно завопила Эви, уже явно преодолевшая половину пути до отметки «полное свинство».
– Эви, можно тебя на два слова?
– Слушай, а это не может подождать? – вмешался немолодой гость с тонкими усиками. – Берти как раз рассказывал нам потрясающую историю про…
– Уверен, это офигеть какая интересная история, друг, – перебил его Сэм. – Пойду, пожалуй, завещание напишу – на тот случай, если сдохну от смеха. Эви, два слова.
– Вот я бы ни за что… – досадливо начала одна из девиц.
– А вот это крайне сомнительно, – оборвал ее Сэм.
Чуя беду, Эви нетвердо встала – держите мой стул теплым, а напитки – холодными, мальчики! – и двинулась за Сэмом в уголок. На ее затканном бисером платье где-то распустилась строчка, и теперь за ней тянулся след из крошечных стеклянных бусинок, словно за какой-то экзотической птицей, решившей вдруг полинять.
– В чем дело, Сэм? Почему ты так грубо себя ведешь с моими друзьями?
– Это не твои друзья. Зато твои настоящие друзья гадают, где тебя носит. Ты что, забыла?
Ее пустые глаза подтвердили, что да.
– Вечеринка по случаю открытия пророческой выставки в музее. Сегодня. Ты – почетная гостья.
Эви прикусила губу и потерла лоб.
– Сэм, вот честно… я сегодня не могу.
– Что? Ты что, заболела?
Сэм прижался губами к ее лбу, и в животе у Эви знакомо затрепетало.
– Нет. Но я… у меня было скверное шоу, Сэм. Прямо совсем скверное.
– Значит, в следующий раз будет лучше.
– Нет, ты не понимаешь, – промямлила она.
– Я понимаю, что ты нам обещала, Эви.
– Да. Да, обещала. Я… мне так жаль, Сэм. Дико жаль, но… я просто не могу.
Сэм скрестил руки на груди.
– И почему же?
– Да не могу, и все. О, извините! – Эви поманила проходившего мимо официанта. – Будете душкой и принесете мне еще один Венерин чаёк?
– Конечно, мисс О’Нил!
– Знаешь, почему они его так называют? Потому что после двух бокалов не чувствуешь рук, как Венера Милосская, – пролепетала Эви, пытаясь выдавить улыбку; голова у нее болела, а душа была в клочья.
Ну да, теперь она всех подставила… Ладно, справятся как-нибудь. Там и без нее все отлично выйдет. Ну, не может она показаться на людях сегодня в музее – только не после этого проклятого шоу. Она и Сэму-то едва могла в лицо смотреть. А он глядел на нее с выражением, слишком напоминавшим презрение, – оно пробилось даже сквозь пелену алкогольного тумана, в который она усердно погружалась последние несколько часов.
– И это все, чего ты хочешь? – горько спросил Сэм. – Веселиться?