Книга Вся моя жизнь - Джейн Фонда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оказалось, что, интуитивно выбрав именно такой способ подготовиться к шестидесятилетию, я подготовилась сама к себе – начиная с самых истоков.
Начало
Мы будем скитаться мыслью
И в конце скитаний придем
Туда, откуда мы вышли,
И увидим свой край впервые.
Куда бы ты ни шел, в конце пути непременно встретишь себя самого.
Шестьдесят
Нам заповедано любить своих ближних как самих себя, и мне кажется, что “любить себя” значит относиться ко всем тем разнообразным “я”, которыми мы были в прошлом, с таким же вниманием и сочувствием, какое мы уделяем всем остальным. А если это считается неприличным, тогда долой приличия.
Первое, что в силах разбить порабощенный, – это молчание. А когда оно разбито, наружу выливается и всё остальное.
Двадцать первого декабря 1997 года поднялся занавес и начался третий акт моей жизни. Тед устроил мне на юбилей великолепный праздник. Ванесса сочинила пригласительный буклетик, раскладывающийся гармошкой: на обложке желтый дорожный знак с надписью: “ИДУТ РАБОТЫ”, внутри цикл моих фотографий на разных жизненных этапах, а в конце надпись “продолжение следует”. Приехали наши родные и друзья – всего человек триста; такой пестрой компании Атланта, наверное, еще не видела.
Тед практически не способен хранить тайну, но как-то умудрился не выдать, что заготовил мне в подарок. Он только раздразнил меня, сказав, что подарок будет “долгоиграющий”. На праздничном вечере он встал и сообщил гостям, что я всегда хвалила его за дальновидность, которую он проявил, основав семейный фонд, – теперь все его дети вынуждены собираться у него по меньшей мере четыре раза в год. “Так что теперь, Джейн, я дарю тебе на шестидесятилетие семейный фонд с капиталом в 10 миллионов долларов”.
Сначала я решила, что ослышалась. Он пригласил меня выйти к нему, и когда я встала, у меня подкосились ноги. Я упала бы, если бы рядом в кресле-каталке не сидел Макс Клиланд, один из сенаторов от Джорджии и ветеран Вьетнама, перенесший тройную ампутацию. Подойдя к Теду, я крепко обняла его, поцеловала и сказала гостям: “Он говорил, что преподнесет мне долгоиграющий подарок, но… боже, такого у меня и в мыслях не было!”
В тот же вечер я показала гостям двадцатиминутный видеофильм о своей жизни, который мне помог смонтировать Ника Боксер. Хотя они посмотрели его с интересом, а некоторые мои подруги явно были тронуты, сейчас он кажется мне поверхностным – уж очень широкими мазками пришлось рисовать эту небольшую картину. Теперь мне ясно, что гости, смотревшие этот фильм, не могли переживать так же, как переживала я, когда его делала: он изменил меня, отчасти помимо моей воли, и этим переменам суждено было обнаружиться лишь по ходу третьего акта моего жизненного спектакля.
Ближе к концу фильма я добавила к эпизодам своей жизни с Тедом закадровый комментарий, рассказав, как восемь лет назад решила переехать к нему из Калифорнии в поисках душевной близости. Я призналась, что это далось мне очень нелегко, что в ту пору я не раз вспоминала совет Кэтрин Хепбёрн не поддаваться слабости. А потом я сказала: “Мне вдруг стало ясно: я должна лицом к лицу встретиться с этим своим самым большим страхом – страхом близости, потому что именно это – подлинная, тесная, эмоциональная связь со спутником жизни – всегда от меня ускользало. И если я сейчас не отважусь на решительный шаг, это так и останется для меня навсегда потерянной возможностью – огромным «ах, если бы!»”.
Мне стукнуло шестьдесят. Я приложила много усилий для того, чтобы воплотить мечту о душевной близости в реальность, во всяком случае, сделала то, что зависело от меня самой. И мои усилия принесли плоды: я стала понимать, каким мог бы быть наш брак, если бы мы с Тедом раскрылись друг перед другом по-настоящему. Работая над своей автобиографической короткометражкой, я поняла, что во мне всё-таки есть некий стержень. Я увидела нити постоянства, которые, точно подвесные мостики, перебрасывались через ущелья крутых перемен в моей судьбе. И главной из этих нитей было мужество во всём, кроме личной жизни.
Вскоре после своего шестидесятилетнего юбилея я начала лучше ощущать свое цельное “я” как нечто, стоящее рядом с “я” Теда, но не сливающееся с ним. Я была готова к этому, но понимала, что самостоятельности мне не видать, если Тед не согласится на некоторые поправки к нашему союзу. К сожалению, его устраивало существующее положение вещей, и, несмотря на мое растущее самоуважение, я до сих пор не чувствовала себя в силах сказать прямо, чего я хочу, хотя я и осознала, что, пока полностью не выскажусь, между нами не может быть подлинной близости. Мне по-прежнему казалось, что я должна угождать ему за свой счет. Сексистская идеология с ее неравноправием полов, при которой мы выросли, наложила на нас глубокий отпечаток и исподволь навязала нам роли, от которых трудно избавиться.
Всё чаще и чаще я пробовала намекнуть ему на свои истинные чувства, а когда он оставался глух к этим намекам, пыталась притупить досаду алкоголем. Если бы Тед дал себе труд приглядеться, он заметил бы, что моя безмолвная душа потихоньку поднимается к поверхности, словно форель, выплывающая из-за подводного утеса. Но Тед – плохой наблюдатель, особенно в тех случаях, когда увиденное может замутить его личные воды, и я, послушная его воле, не осмеливалась вынырнуть на поверхность. Внутренний голос говорил мне: Джейн, так продолжаться не может, но был и другой, повторявший громким шепотом: а может, не стоит раскачивать лодку? Ведь не так уж всё плохо. У тебя интересная жизнь, а он – потрясающий мужчина.
Из уважения и любви к Теду и его детям я не стану подробно расписывать, что именно не ладилось в нашем союзе. Собственно говоря, в этом нет нужды, поскольку в общих чертах я вам всё уже обрисовала. Но о чем я могу написать (и что важно, поскольку многие с этим сталкиваются), так это о том, как при каждой новой возможности по-настоящему постоять за себя, сопряженной с риском разорвать наши отношения, меня снова и снова сковывал паралич. Я могу написать, что набралась храбрости и победила этот страх лишь через два года. Я не испугалась полететь в Северный Вьетнам ради того, чтобы попытаться прекратить войну, я готова была навлечь на себя неприятности и общественное порицание, я не колеблясь выступала против правительства, когда считала, что оно действует неправильно. Но когда дело доходило до отношений с мужчиной, я по-прежнему не смела возвысить свой голос. Даже несмотря на мою финансовую независимость!
Меня всё больше и больше утомляли постоянные переезды. Поначалу это было легко и даже весело, но тогда я не понимала, что так будет всегда, что мы уподобимся перелетным птицам, вечно будем в движении и без конца будем собирать чемоданы, так и не успевая полностью их распаковать. Сначала у нас было одно местечко в Аргентине, куда мы отправлялись на недельку-полторы, чтобы половить рыбу и отдохнуть, когда в Северной Америке наступала зима. Но затем Тед приобрел в Аргентине еще две усадьбы, и даже приезжая в эту страну, мы метались с одного места на другое.
