Книга Северная Корона. Против ветра - Анна Джейн

– Обещаешь?

– Обещаю, – пришлось сказать той.

– Я скажу тебе одну вещь. Запомни ее.

Девушке показалось почему-то, что сейчас он скажет что-то вроде: «Я люблю тебя», но Кларский произнес:

– Если меня не будет дольше пяти минут, уходи отсюда и иди к КПП. Поняла меня? – Он говорил спокойно, словно и не понимал того, что Ника испугалась. Уже потом, размышляя надо всей этой пугающей ситуацией, девушка поняла, что Кларский говорил все это таким тоном не потому, что подобные ситуации были для него привычными, и сам он – черствым и плохим, а потому, что не хотел сильно пугать ее.

Лицо у Ники вытянулось. Вроде бы еще совсем недавно, казалось бы, пару мгновений назад, все было хорошо, а сейчас, после крика и слов Никиты, вдруг резко стало очень плохо.

Вновь раздался вопль – правда, вновь очень резко оборванный, как будто бы кричащей девушке заткнули рот. Ника от непонятного, вновь нахлынувшего прибрежной волной страха, даже задышала чаще.

– Поняла? – вновь спросил ее светловолосый парень совершенно спокойно, но вместе с тем серьезно.

– Поняла…

– Славно. Сиди тут. – Никита взглянул на девушку и ободряюще ей улыбнулся, а после вышел из машины. Он ловко подтянулся, перелез через забор и скрылся из виду, оставив нервничающую Нику одну.

Он осторожно проникнул в дом через открытое окно небольшой комнаты, хотя была открыта входная дверь, что Кларского очень насторожило. Было у этого парня какое-то освоенное чутье на опасность, и сейчас Никита явственно чувствовал, что-то в этом доме не так. Ему казалось, что в воздухе стоит запах крови – очень тонкий, почти неуловимый, но все же он есть, и все опасения парня подтвердились, как только он оказался в коридоре, ведущем из комнаты в холл. Судя по голосам в холле, их было трое: двое мужчин и одна женщина, молодая, младше Ники, которой, судя по всему, делали что-то такое, от чего она рыдала и просила прекратить. Еще спустя секунду выглянувший из коридора Ник понял, что ей ломали пальцы.

– Ты так и не хочешь, чтобы я наказал твоего дружка? Что ж, хорошо. Третий пальчик, Василиса, – возбужденно-радостно произнес незнакомый парень, который, несмотря на худобу, показался Нику опасным противником. Ему не нравились его движения, его голос, а когда Кларский увидел его глаза, то тотчас зафиксировал где-то на задворках подкорки – они ему тоже не нравятся.

Ник нахмурился. Он не был чересчур жалостливым типом, но не стал бы издеваться над беззащитной женщиной, как бы пафосно-принципиально это ни звучало. Если бы она непосредственно несла ему угрозу – только тогда бы применил силу, но не в его природе было наслаждаться чужой болью.

Парень вытащил заряженный по пути сюда пистолет, который совсем не зря чистил утром.

– Не надо, пожалуйста, – прошептала девушка.

Третий участник сцены – избитый Дионов, привязанный к стулу, стоявшему прямо напротив коридора, в котором притаился, словно хищник, готовящийся к нападению, Кларский, – что-то глухо прокричал. Увы, но помочь рыдающей хорошенькой светловолосой девушке, над которой издевались, он не мог. Он даже кричать нормально не мог из-за кляпа.

Внезапно Александр заметил Никиту. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза.

«Помоги», – говорил беззвучно Саша. В этой ситуации, когда он мог лишиться жизни и лишить ее другого человека, он не то чтобы забыл, он совершенно и не помнил о том, что ненавидит Никки, что тот много лет раздражал его одним своим существованием, забрал через брата свободу и уважение отца, утащил за собой его невесту. Он просто просил о помощи, зная, что не справится. И в этом не было ничего постыдного или задевающего гордость.

«Помогу», – согласился Ник. Героем он не был, но и уйти уже просто так не мог. Кларский не стал ждать, пока ненормальный, нежно гладящий зажмурившуюся жертву по личику, сломает ей третий палец или сделает что-то еще куда более жуткое.

Жертва отдаленно напоминала Нику – была такой же милой, только совсем юной.

– Василиса, – шептал ей Олег нежно.

Никита беззвучно оказался за спиной согнувшегося к Марте палача и сделал то, чему его в свое время обучил не кто иной, как родной брат. Он точным, быстрым, скупым движением пережал сонную артерию на обеих сторонах шеи Алмазова, готовящегося сломать сестре Ники третий палец. Совершенно не ожидающий ничего подобного Олег даже сопротивляться толком не смог: почти мгновенно обмяк – прошло не более трех секунд. Ник, явно зная, что делает, подержал его еще три секунды, убедившись, что противник не симулирует, ослабил захват.

Андрею Марту всегда нравились игры с удушением, а артериальное он ценил особо сильно – оно казалось ему эффектным и эффективным. Наверное, он хотел, чтобы брат оценил всю красоту этого нехитрого приема, а потому однажды, когда Ник учился курсе на втором, просто-напросто заставил отрабатывать, для начала опробовав его на младшем брате.

Ник прекрасно усвоил урок. И пусть его выход выглядел не слишком эффектным, без лишних громких слов и ярких жестов, но он был действенным и, наверное, самым безопасным – для девчонки, которую псих держал в своих руках.

Его нужно было устранить.

* * *

Марта резко распахнула глаза. Если Дионов смотрел на светловолосого сероглазого парня с удивленным облегчением, словно и не верил, что их спасает тот самый Никки Кларский, то Марта, только уже силой воли не теряющая сознание – с безразличием.

От боли и шока она не понимала, где находится. День сейчас или ночь, сон или явь.

Пока Олег находился в бессознательном состоянии, Ник грубо, но умело и быстро завязал его руки и ноги длинным куском веревки, змеей валяющейся у погасшего камина. Сделал он это вовремя – Алмазов почти через минуту пришел в себя.

Его словно током ударило, и он вздрогнул всем телом, как будто бы из него рвалось прочь заточенное под кожей неземное существо.

– Не дергайся, – бросил Никита, затягивая крепче последний узел. После он обыскал его, найдя еще один нож в кармане.

Олег, лежа на полу, с заведенными за спину крепко связанными руками и ногами, так глянул на Кларского, неестественно изогнув шею, что тот точно понял, насколько плохи светлые, почти прозрачные, похожие на мутную застоявшуюся воду, глаза – они не принадлежали человеку, находящемуся в здравом уме и в твердой памяти.

Олег словно пребывал в ступоре. Он совершенно не ожидал, что кто-то может ворваться в этот коттедж с оружием и помешать ему творить священную месть, ставшую для него этаким черным заменителем искусства и творчества, а потому даже растерялся. Но растерянность была недолгой – почти сразу же он начал дико, страшно беситься – его колотило от собственной дикой злобы, мало похожей на человеческую. Правда, внешне он оставался почти спокойным – только время от времени у него дергалась щека.

Одновременно он пытался придумать выход из положения. Но пока что Олег не знал, что делать – ведь он был обездвижен. И оружия больше в его руках не было. Пистолет ТТ-33 одиноко валялся на полу в паре метрах от него, и в какой-то момент Алмазову показалось, что пистолет ехидно подмигнул ему вдруг появившимся на стволе расплывчатым глазом.