Книга Двадцатое июля - Станислав Рем

Мутные глаза босса некоторое время удивленно таращились на шефа гестапо, и это привело «Мельника» в легкое замешательство. Когда же начальник покинул кабинет, он обессиленно упал в кресло. Выругался. Действительно, на кой черт именно его назначили руководителем новосозданного комиссариата? Могли бы назначить и Кальтенбруннера. Все равно всю работу пришлось бы тянуть ему и его ребятам.

В гестапо давно был сосредоточен и укоплектован огромный материал на заговорщиков. Во-первых, потому, что Мюллер бросил в первый же день на данный участок работы почти весь берлинский состав крипо, то есть более 400 человек. Во-вторых, главные оставшиеся в живых заговорщики, будучи подвергнуты изощренным пыткам, дали самые подробные показания. В том числе, как и рассчитывал Мюллер, против Гиммлера. Последние протоколы, подписанные арестованными, Мюллер не закрывал в сейфе, а уносил со службы. Заключенных же на следующее утро находили мертвы-ми в своих камерах. Глупых вопросов в ведомстве Мюллера никто не задавал. «Хотя не так уж плохо, что именно меня назначили на должность главы комиссии, — пришла вдруг другая мысль. — Кальтенбруннер не дурак и в трезвом состоянии вполне может проанализировать ситуацию. А должность руководителя комиссариата позволяет без суда и следствия ликвидировать любого, кто попытается перейти дорогу».

Телефонный звонок отвлек Мюллера от размышлений. Звонил Геббельс.

— Господин группенфюрер, — голос министра пропаганды звучал звонко и жизнеутверждающе, — нам необходимо согласовать с вами дату проведения судебного процесса над заговорщиками. Я хочу провести его в начале августа. Вы будете готовы предоставить нам материалы к первому числу?

Мюллер дал себе несколько секунд подумать. Он вернется в Берлин 30-го. К этому дню его люди успеют, конечно, подготовить все необходимые материалы, но передавать их он должен лично. Разумеется, предварительно тоже с ними ознакомившись. Нет, суток не хватит.

— Господин рейхсминистр, для детального и углубленного анализа материала нам потребуется времени чуть больше. Вы не станете возражать, если я предоставлю вам документы 3 августа?

— Хорошо. Тогда первое слушание мы назначим на 7-е. И еще, герр Мюллер. Я хочу, чтобы судебный процесс был показательным. Каково будет ваше мнение по поводу места его проведения?

«Да хоть у черта на рогах!» — хотелось крикнуть Мюллеру. До отъезда осталось всего три часа, а его отвлекают всякими глупостями. А тут еще Литценберг заявился: следователь вошел и, заметив, что шеф разговаривает по телефону, тихо присел на край стула.

— Господин рейхсминистр, я думаю, нам не стоит придумывать что-то новое. Помещение тюрьмы Плетцензее вполне подходит для суда над преступниками.

— Что ж, господин Мюллер, я охотно доверюсь вашему профессиональному мнению. Жду доклада. Хайль!

Мюллер бросил трубку и подозвал Литценберга ближе:

— Рассказывай.

— Нашел. — Подчиненный достал фотографию. — Шилова Наталья. Год рождения — 1922-й. Прибыла с эшелоном № 324/7 в мае 1943 года. Определена на работы к Эльзе фон Хассман, вдове генерала Генриха фон Хассмана, погибшего…

— Где она? — перебил докладчика Мюллер.

— В подвале. Камера № 5.

Мюллер встал, подошел к окну.

— Отличная погода, Людвиг. Просто замечательная.

Литценберг терпеливо ждал, когда шеф насладится видом из окна и вернется к делу. Мюллер же не торопился. В скором времени предстояло много работы, и в спокойное, расслабленное состояние ему, к сожалению, нескоро еще доведется войти. По улице немолодая женщина толкала перед собой коляску, из которой виднелись какие-то тряпки и обломки мебели. Хорошее настроение мгновенно улетучилось.

— Собирайся, поедешь во Фриденталь. — Группенфюрер развязал тесемки одной из многочисленных папок, стоявших в шкафу, и вложил в нее фото девушки. Потом заполнил бланк на арест и протянул его помощнику: — Это для Скорцени. Заберешь у него Шилова. Из Москвы пришла радиограмма: он им нужен в первых числах августа. — Мюллер усмехнулся: — Нам ведь нельзя подводить товарищей, верно, «Вернер»?

* * *

Перед отъездом группенфюрер навестил Анни Шмидт — в прошлом личную секретаршу, а ныне любовницу. Слава богу, Софи уехала в Мюнхен. Вместе с детьми. Теперь можно было позволить себе некоторые вольности. При жене он, конечно, тоже не гнушался амурных шалостей, особенно когда был жив Гейдрих, но в меру. Злоупотреблять было опасно. А воздержание его бесило. Вольнолюбивая и сильная натура Мюллера жаждала полной свободы. Софи же, и особенно дети, держали его «в узде». Приходилось врать, придумывать различные поводы, идти на разные уловки. И все для того, чтоб хотя бы одну ночь провести с другой, более желанной, чем жена, женщиной. А таковых у группенфюрера имелось несколько. Но каждая пребывала в полной уверенности, что она у него — единственная.

И только Анни являлась исключением. Естественно, она интересовала Мюллера и в сексуальном плане: высокая, пышногрудая блондинка. Встретить с ней рассвет в постели он считал верхом блаженства. Однако молодая женщина играла в жизни шефа гестапо и другую роль. Прекрасно разбиравшаяся в искусстве, она стала для него настоящим гидом по миру картин, скульптур, книг. При этом белокурая особа даже не догадывалась, для чего эта информация нужна любовнику… Впрочем, сегодня она исполняла свои прямые обязанности.

Мюллер задернул занавеску на окне. В купе он ехал один. Под именем комерсанта Рольфа Литша. В Берлине группенфюрер оставил за себя оберфюрера СС Фридриха Патцингера, заместителя. Парень толковый и, главное, молчаливый. За сутки отсутствия шефа он прекрасно его заменит. Теперь можно откинуться на спинку дивана, закрыть глаза и заснуть. Группенфюрер так и поступил. Однако вместо сна в голову, как всегда, начали вторгаться разные мысли.

С Москвой Мюллер вошел в контакт в 1943 году. Когда начал радиоигру от имени провалившейся «Красной троицы». Сначала работали в привычном режиме: Москва — «Троица». Операция осуществлялась под контролем Гиммлера. В Москву уходила хорошо отредактированная «деза», которую при необходимости можно былы и перепроверить. Подобное положение дел устраивало высшее руководство. Но не шефа гестапо. После сражения под Прохоровкой он понял: вот теперь Германия действительно проиграла. Полностью. И бесповоротно. Вопрос отныне стоял лишь во времени. Тогда-то он и решил войти в контакт с Москвой «напрямую», через подставное лицо. Таким человеком стал для него генерал-майор Ульрих Штиф из организационного отдела Генерального штаба сухопутных войск.

Человек далеко не глупый, так же, как и Мюллер, догадавшийся о близком крахе рейха, он практически сразу, без долгих раздумий пошел на контакт с «представителем британских спецслужб», как представился ему человек Мюллера из отдела А-4, службы защиты. Тот же сотрудник свел генерала с «немецким сопротивлением», с которым тоже якобы долгое время сотрудничал. Работа началась. Вскоре после переговоров сотрудник гестапо попал под колеса автофургона и скончался на месте. Через связного из «троицы» генерала представили Москве как высокопоставленного сотрудника вермахта. Проверка полностью идентифицировала личность Штифа. Цепочка замкнулась. Штиф передавал информацию представителю «немецкого сопротивления», который, по его мнению, переправлял ее в Лондон. Однако она шла не в столицу Великобритании, а в Москву. Через Мюллера. Штифу присвоили позывной «Берта». Данные, которые поставлял в Союз тандем Штиф — Мюллер, носили исключительно правдивый характер. Но в марте 1944-го случилось непредвиденное: по подозрению в заговоре против фюрера Штифа арестовали люди Кальтенбруннера. Шефа гестапо в городе на тот момент не было: он с инспекторской проверкой находился в Париже. Литценберг, не последнее лицо в радиоигре с Москвой, смог его разыскать и сообщить по телефону об аресте. Вывод напрашивался сам собой: либо генерала следовало срочно вытаскивать из тюрьмы, либо ликвидировать. Пока к нему не применили «допросы с пристрастием». Сорвать парижское задание группенфюрер не мог и потому принял решение о ликвидации. Наутро Штифа нашли повешенным на оконной решетке.