Книга Схватка с черным драконом. Тайная война на Дальнем Востоке - Евгений Горбунов

11 августа Москва приняла две радиограммы от группы «Рамзай». Обстановка на Дальнем Востоке была тревожной. В предыдущих радиограммах указывалось, что середина и вторая половина августа будут решающими для японского правительства, которое должно принять решение о начале войны с Советским Союзом. Мир на Дальнем Востоке висел на волоске, и в Разведупре с нетерпением ждали каждое новое сообщение Инсона. Порой радиограмма состояла всего из одной фразы: «Прошу Вас быть особо бдительными, потому что японцы начнут войну без каких-либо объявлений в период между первой и последней неделей августа месяца». Зорге еще раз напоминал о тревоге, о том, что надо быть бдительными и тщательно следить за тем, что делается по ту сторону границы. Во второй радиограмме говорилось, что несмотря на изменившуюся обстановку: «… японский генштаб совсем не собирается распускать обратно мобилизованных. В генштабе уверены, что в ближайшее время последует окончательное решение, тем более что уже приближается зима. Ближайшие две-три недели окончательно определят решение Японии. Возможно, генштаб примет решение на выступление без предварительной консультации с правительством». Зорге отмечал в телеграмме, что позиция Америки становится все более антияпонской, а эмбарго на поставки из США усиливают экономическую блокаду Японии. Если добавить к этому замедление темпов наступления германской армии и ее большие потери на советско-германском фронте, то момент для вступления в войну на стороне фашистского агрессора был бы не совсем удачным. И все-таки японский генштаб готов был начать войну с Советским Союзом.

Разведупр в своих взаимоотношениях с резидентурой «Рамзай» исходил из двойного стандарта. В Москве признавали достоверность и ценность информации, которая поступала из Токио. Многие радиограммы группы докладывались руководству страны и, конечно, сомнений не вызывали. Но когда дело касалось личности Зорге, когда руководство требовало справки и характеристики на этого разведчика и его товарищей по группе, то исполнители берут дело Зорге и пользуются старыми политическими оценками, которые давались ему еще в 1937 году. Вся положительная деятельность группы в 1938—1941 годах в расчет не принимается.

Начальник японского отделения восточного отдела Разведупра полковник Покладек еще в 1937 году в своем заключении писал о «несомненности дезинформации» тех сведений, которые поступали от группы «Рамзай». В какой-то мере полковника можно понять. По воспоминаниям работавшего с ним Бориса Гудзя он недооценивал значение агентурной разведки, предпочитая использовать для получения информации о японской армии материалы открытых источников. Да и резолюция Сталина о дезориентации материалов, полученных от Зорге, была ему известна. Если уж сам Сталин считает информацию Зорге «дезой», то рядовым сотрудникам Разведупра и сам Бог велел сомневаться. Но вот в сентябре 1937-го, когда Покладека уже не было в Разведупре, составляется новая справка на Зорге. Здесь уже совсем другие обвинения: «Политически совершенно не проверен. Имел связи с троцкистами. Политического доверия не внушает». В 1937-м утверждений о связях человека с троцкистами и отсутствии к нему политического доверия было вполне достаточно для вынесения смертного приговора или в лучшем случае десяти лет лагерей.

14 декабря 1937 года фактический руководитель Разведупра, хотя и числившийся первым заместителем, старший майор госбезопасности Гендин направил докладную записку Сталину. Документ был направлен с грифом «Сов. секретно» по адресу «ЦК ВКП(б). тов. Сталину», минуя наркома обороны, что уже говорило о том, кому в то время подчинялись органы военной разведки. На нескольких страницах подробно перечислялась та информация, которая была получена от группы «Рамзай» в 1937 году. В записке на основе информации, полученной от германского военного атташе Отта, дается военно-политическая обстановка в Японии и подробно излагаются планы японского генштаба по ведению войны с Советским Союзом. Информация была ценной и вполне достоверной. Но начало записки было оригинальным: «Представляю донесение нашего источника, близкого к немецким кругам в Токио. Источник не пользуется полным нашим доверием, однако некоторые его данные заслуживают внимания». Вот так. Руководитель группы доверием не пользуется, но информацию поставляет ценную, раз она заслуживает внимания и сообщается самому Сталину. Самое интересное то, что Сталин не возмутился, получив подобный противоречивый документ, и не отправил его в мусорную корзину, а внимательно прочитал и на первой странице, как это он всегда делал, наложил резолюцию: «Мой архив. И. Сталин».

Чем же объяснить такое противоречивое утверждение руководителя военной разведки – полным доверием не пользуется, но информация заслуживает внимания? Конечно, дело Зорге он смотрел и сентябрьскую справку читал. Может быть, решил подстраховаться, сообщая о недоверии к Зорге. А может быть, по его мнению, ценная военно-политическая информация из Токио действительно заслуживала внимания на самом высоком уровне. Сейчас еще нельзя дать однозначного ответа на эти вопросы.

Очередная и, очевидно, последняя докладная записка о Зорге была написана 11 августа 1941 года. В этом документе отмечалось, что Инсон (Зорге) работал под руководством бывших руководящих работников Разведупра, которые, оказавшись врагами народа, были арестованы и расстреляны (имелись в виду Берзин и Урицкий). Вывод из этого был однозначным: «если враги народа продались сами иностранным разведкам, то, спрашивается, почему же они не могли выдать Инсона?» В записке упоминался Карин, Покладек и Сироткин, которые в своих «показаниях» сообщали, что они выдали Зорге со всеми источниками немцам и японцам. В записке отмечалось: по «показаниям» Сироткина он якобы выдал Инсона уже в конце 1933 года! После этого Инсон начинает работать плохо, жалуется на усталость, усиленно просится отозвать его домой. Почти весь 1940 год Инсон настаивает на возвращении в СССР». Под докладной запиской стоит подпись начальника 4-го (восточного) отдела Разведупра генерал-майора Калганова. Высказав в записке свои замечания и рассуждения, генерал приходит к выводу: «Основной вопрос: почему японцы или немцы не уничтожат его, если он выдан им как советский разведчик? Всегда делается один вывод: японцы или немцы не уничтожают Инсона с той целью, чтобы отправить его к нам для разведывательной работы». Мысль о том, что «показания» были выбиты, что группу «Рамзай» никто не выдавал и японской и немецкой разведкам она неизвестна, он не высказал. Думал ли он об этом? Вряд ли. Стереотип бесспорности «признательных показаний» действовал тогда в полной мере, и сомневающихся в их правдивости в руководстве военной разведки не было. Калганов не составлял исключений.

Вот таким был документ, составленный в Центре уже в ходе войны. Под сомнение ставилась вся дальнейшая информация группы «Рамзай», и эти сомнения высказал непосредственный начальник Зорге. Конечно, его мнение учитывалось руководством разведки при дальнейшем анализе и оценке информации из Токио. К этой информации в критические дни сентября, когда решался вопрос о том, выступит ли Япония на Севере и придется ли Советскому Союзу воевать на два фронта, в Москве относились с недоверием.

Большая радиограмма была передана из Токио двумя частями 12 и 15 августа. Информация шла из германского посольства. Риббентроп ежедневно слал телеграммы, чтобы воздействовать на Японию и заставить ее выступить на стороне Германии. Но в Токио ждали, когда Красная Армия потерпит поражение и основные силы дальневосточной группировки будут переброшены на западный фронт. Пока что соотношение сил на Дальнем Востоке и по численности, и по количеству и качеству боевой техники было в пользу Советского Союза, и японский генштаб, зная об этом, старался сделать все возможное, чтобы добиться паритета и в чем-то превзойти советские войска. Без этого выступление на Север выглядело бы очередной авантюрой. Это хорошо понимали в Токио и поэтому противились нажиму Берлина, толкавшего Японию в новую войну. Об этом и сообщал Зорге в своей радиограмме. Получил эту информацию Зорге от военного атташе германского посольства. После поездки в Маньчжурию и Корею он сказал разведчику, что «шесть дивизий прибыли в Корею для возможного наступления на Владивосток. В Маньчжурию прибыли четыре дивизии. ВАТ точно узнал, что японские силы в Маньчжурии и Корее вместе насчитывают 30 дивизий. Подготовка к операциям закончится между 20-м числом и концом августа, но ВАТ лично телеграфировал в Берлин, что решение на выступление японцев еще не принято». На этих радиограммах резолюция руководителей разведки: «Составить общую телеграмму из 2 Инсон и доложить перед отправкой членам ГКО, т. Мехлису, Нач. Г. Штаба». И две подписи – Панфилов и Ильичев. Положение страны было очень тяжелым, и оба руководителя разведки, очевидно, решили игнорировать докладную записку Калганова и отправили информацию Зорге на самый «верх», как и предыдущие его радиограммы.