Книга Плененная королева - Элисон Уэйр

– Мне невыносимо думать о том, в каком душевном состоянии он находился, – сказала потрясенная Алиенора. – Генри явно не имел в виду того, что говорил. Он всегда, если впадал в ярость, говорил необдуманные вещи, но потом неизменно раскаивался. История с Бекетом – красноречивый тому пример. Генри мучительно переживал случившееся.

– Он и в этих словах раскаялся, – подтвердил Маршал. – В Шиноне короля ждал архиепископ Болдуин. Когда он услышал, что говорит Генрих, то не побоялся королевского гнева и заставил его пойти в часовню и примириться с Господом. И король покорился, хотя при этом чуть не терял сознание от боли. Он признал свои грехи и был прощен. А после этого лег в постель.

– И врачи ничем не могли помочь? – покачивая головой, спросила Алиенора. Забытая порция мяса застывала у нее на блюде.

– Вряд ли они могли что-то сделать, – ответил Маршал и глубоко вздохнул. – К тому же король потерял волю к жизни.

– Вероятно, отношение Ричарда сильно потрясло его, хотя ему некого винить, кроме себя самого, – печально произнесла Алиенора.

– Ричард глубоко ранил его. – Маршал сглотнул. – Гордость короля была уязвлена. Но прикончило его не это. Вассалы, гнусные предатели, оставили его на дороге и переметнулись к Ричарду, а в конце Генриху принесли список этих предателей, чтобы он знал, кто должен быть прощен по условиям мирного договора и кому он не может доверять в будущем. Первым в этом списке стояло имя лорда Иоанна. – На глаза Маршала навернулись слезы.

– Иоанна? – воскликнула Алиенора. – Иоанн предал отца? Но ведь он был его любимцем. Генри любил его сильнее всех других детей. Почему Иоанн оставил его?

– Думаю, Ричард и Филип сделали Иоанну соблазнительное предложение, – скорбно ответил Маршал.

– Наверняка тридцать сребреников! – воскликнула Алиенора. – Чтобы Иоанн, ради которого Генри поссорился с Ричардом, предал отца… Не могу в это поверить!

– Так сказал сам король. И вот тогда-то он и потерял волю к жизни. Повернулся лицом к стене и отпустил нас, сказав, что его больше не волнует ни собственная судьба, ни вообще этот мир. Потом у него начался бред, он стонал от горя и боли. Его бастард Джеффри ухаживал за ним, придерживал голову, утешал. А потом Генрих закричал: «Позор! Позор побежденному королю!» – и потерял сознание. Он умер на следующий день, так и не придя в себя.

Прошло всего два дня, как Алиенора получила скорбное известие, и она еще так и не оплакала свою утрату. Немота во всем теле оставалась, но она предчувствовала сильную волну эмоций, готовых захлестнуть ее. И вот теперь ее прорвало, она уронила голову на руки и зарыдала от жалости. Амария поспешила к ней, крепко ее обняла, и Маршал, обескураженный этим зрелищем скорби настолько, что и сам готов был заплакать, осторожно положил ладонь на вздымающееся плечо королевы.

Он решил не рассказывать ей худшего. Королеве и без того хватило. Конечно, когда-нибудь она узнает, но, даст Бог, к тому времени станет сильнее.

Сам он остался в Шиноне только для того, чтобы присутствовать на мессе и принести подношение за душу своего господина. Надо было спешить, чтобы известить короля Ричарда о смерти его отца. Но после съеденного наспех обеда, когда Маршал перед дорогой пошел сказать последнее прости своему старому господину, он был потрясен, увидев, что король Генрих лежит голый и даже его интимные места не прикрыты, а в комнате не осталось ни одной его вещи. Потом Маршал понял, что это, вероятно, сделали слуги, потому что их и след простыл. Вероятно, они ворвались в комнату, где стояло смертное ложе короля, как только оттуда вышел Джеффри, и, словно падальщики, раздели Генриха догола, похитив все его личные вещи. И даже атрибуты его королевской власти.

Торопясь отправиться в путь, Маршал призвал на помощь молодого рыцаря Гильома де Триана, и вдвоем они привели в порядок тело, подготовив к захоронению. Они сделали все, что смогли в данных обстоятельствах. Прачка нашла для них сеточку с золотой вышивкой, вместо короны, им удалось найти кольцо, скипетр и меч, а также подходящие одеяния, включая великолепные перчатки и золотые туфли. Маршала пробирала дрожь при этом воспоминании, потому что тело выглядело не лучшим образом, а исполнение последнего долга было серьезным испытанием для него и де Триана. Был разгар лета, стояла жара, а король перед кончиной страдал зловонной болезнью…

Нет, он не хотел рассказывать об этом Алиеноре. Она все еще плакала, прижав голову к полной груди Амарии, но ее рыдания уже стихли, королева приходила в себя, дышала все глубже, со всхлипами. Маршал подумал: она испытала облегчение, обнаружив, что может плакать. Это был серьезный шаг на трудной дороге примирения с утратой и сопутствующими ей трагедиями. Она еще наверняка будет плакать – и не раз. Но потом излечится. Она сильная – в свое время вынесла немало бурь, и эта последняя не сокрушит ее.

– Простите меня, – сказала Алиенора, шмыгнув носом. – Это неподобающе с моей стороны.

– Да что вы, миледи, – успокоил ее он.

– Если уж кто и может его оплакать, то одна вы! – беспрекословно, но с любовью в голосе сказала Амария.

Уильям Маршал отметил фамильярность обращения со стороны служанки и в душе одобрил это. Он был рад, что у королевы есть такая здравомыслящая, простая женщина, которая поможет ей пережить трудные времена.

Алиенора взяла кубок и отпила сладкого вина.

– Мне уже лучше, – сказала она с едва заметной улыбкой. – Вы видели короля?

Несколько жестоких мгновений Маршал думал, что она имеет в виду Генриха, но потом понял: она говорит о Ричарде.

– Да, миледи, и сообщил ему о смерти короля Генриха.

– И как он воспринял это?

– Ричард поспешил в Шинон и приказал мне ехать с ним. Лицо его было непроницаемым, когда он увидел тело мертвого короля. Не знаю, что он чувствовал – скорбь, печаль…

– А может быть, и радость, и торжество! – вставила Алиенора. – Я знаю своего сына, как себя самое. Уверена, он должен был испытывать смешанные чувства.

– Я тоже в этом уверен, – согласился Маршал. – Какое-то время Ричард молился перед гробом.

Уильям Маршал не стал говорить, что Ричард недолго оставался на коленях: почти сразу же встал, к неодобрению тех, кто видел это. И уж никак не мог он сказать Алиеноре, что, как только новый король поднялся с колен, из тела мертвого короля стала сочиться черная кровь. Или о том, что присутствующие разразились ахами и охами, вскриками, позднее они говорили, что дух Генриха впал в ярость при виде сына, который поспешил отделаться короткой молитвой. Видеть такое было ужасно, и Маршал до сего дня вздрагивал при этих воспоминаниях.

Но он мог рассказать Алиеноре, как Ричард, которого охватило запоздалое раскаяние, плакал и причитал, провожая тело в Фонтевро. Новый король решил, что это более подобающее место для его отца, чем Гранмон, хотя покойный король давно выразил желание быть захороненным именно в Гранмоне.

– И там его и похоронили? – спросила Алиенора.