Книга Белладонна - Карен Молинэ

— Хотел бы я знать, — отвечаю я. Гай кивает, затем идет к себе и ложится спать. Я еще немного сижу на веранде, прислушиваясь к стрекоту сверчков.

Каждая ночь похожа на предыдущую; дни недели проходят в монотонном ожидании. В родительские дни Гай ездит навестить Брайони и снова возвращается. Мы сидим и пьем джулепы или бесцельно бродим по плантации, где туман сгущается все плотнее и плотнее.

Однажды днем она сидит на своей низенькой табуретке перед его камерой и задает один и тот же вопрос. Она боится, что он так никогда и не даст ответа, сколько ни расспрашивай.

Где мое дитя?

Даже Его Светлость стал на вид таким же измученным, как она. Неволя берет с человека страшную плату, высасывает его плоть. Пора бы Его Светлости это узнать.

Где мое дитя?

— Это все, о чем ты можешь спросить? — насмехается он. — Я бы не удивился, приди ты ко мне за советом. Ты катастрофически нерассудительна. Замужество тебе не к лицу. Потому что ты один раз уже была замужем, у тебя была семья, куда лучше подходящая к твоим специфическим, хоть и весьма ограниченным, талантам. — В первый раз он намекает на кольцо у нее на пальце, и ее сердце начинает бешено колотиться. Наконец-то он заговорил об этом. Она вдруг понимает, что ему отчаянно хочется услышать ее ответ. — Однако не могу сказать, что сильно удивлен твоим молчанием, если учесть, за кого именно тебя угораздило выскочить замуж.

— Вы ревнуете, — шепчет она.

Он смеется.

— С ума сошла? Пусть даже у тебя хватило глупости выскочить за моего никчемного сына, мы оба прекрасно знаем, что ты его и близко к себе не подпустишь. Ты можешь прикоснуться только к одному человеку — к твоему господину и повелителю. Такая хорошо обученная особа, как ты, должна бы это понимать. — Его голос становится глухим, он встает и подходит ближе к ней. Она отшатывается, и он снова смеется.

— Даже если ты отдашься ему, все равно ты принадлежишь мне, — говорит он. — Ты моя. Всегда будешь моей. Скажи это. Скажи, что ты моя. Скажи! Кто ты такая?

— Нет, — еле слышно всхлипывает она. — Нет…

— Твоя жизнь — ничто, — продолжает он и старается подойти к ней еще ближе. Его страшный голос окутывает ее. — Без меня ты ничто. Ты — это то, что я из тебя сделал, и ничего больше. Ты принадлежишь мне. Я твой хозяин. Я всегда буду владеть тобой. Ты моя. Скажи.

— Не скажу, — яростно восклицает она, обретя наконец дар речи.

— Скажи! — кричит он. — Скажи!

— Нет, нет, нет! — кричит она в ответ и выбегает из темницы, вверх по лестнице, в кухню, оттуда — к себе в комнату, захлопывает дверь с таким грохотом, что будит меня.

Я лежу в постели, не зная, что делать, как вдруг через пару минут раздается громкий стук в дверь. К моему удивлению, в комнату торопливо вбегает Белладонна. На ней белый шенилевый купальный халат. В такую-то жару? Она опускается на колени возле моего лица. Ее волосы растрепаны, щеки пылают, перепуганные глаза горят изумрудным огнем. Она бессильно опирается на край кровати.

— Томазино, — умоляюще шепчет она. — Нарцисс…

Я — Нарцисс? Да что это с ней? Мои глаза наполняются слезами, не только от жалости к ее огорчениям и обиде, но и потому, что меня радует этот дивный звук: моя милая наконец-то просит о помощи.

— Что? — поспешно спрашиваю я. — Что случилось? Чем я могу помочь?

Ее руки отчаянно трясутся. Она протягивает мне большой коричневый пакет из-под печенья; в нем что-то громко клацает. Я вытряхиваю его содержимое на кровать. Четыре длинные цепи с кожаными манжетами на концах, застегнутые хитроумными замочками. И еще несколько длинных полос черного шелка и маленькая белая баночка — наш свадебный подарок. Господи, где она взяла эти жуткие цепи? Перед глазами у меня туман, внутри все переворачивается. Я складываю все обратно в пакет и заворачиваю верхушку, чтобы не видеть того, что внутри. Я понимаю, чего она от меня хочет.

Она хочет, чтобы я все уладил.

Не делай этого, все должно быть не так, хочется мне сказать ей, но я быстро вскакиваю и бегу в Комнату Нарцисса, золотую, зеркальную. Она уже сложила на полу груду подушек. Я перебрасываю их обратно на кровать и пристегиваю цепи к четырем столбикам, укладываю их аккуратными витками. Ставлю возле кровати, рядом с шелковыми повязками, белую баночку и задумываюсь — что делать дальше? Оборачиваюсь, обвожу взглядом комнату и вдруг вздрагиваю — она стоит в дверях, будто привидение.

— Где Гай? — спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос звучал обыденно.

— Не могу, — говорит она. — Не могу, не могу, не могу… — Она выбегает из комнаты, и я слышу, как щелкает ключ в замке. С минуту я стою, снова беспомощный, потом выхожу, закрываю дверь и запираю ее, как она только что заперла свою.

Она не выходит из комнаты до самого вечера и весь следующий день. Когда я, как обычно, приношу еду на подносе, то слышу по радио голоса и вижу, как она расхаживает взад-вперед, взад-вперед. Она не смотрит на меня, не говорит ни слова и едва прикасается к еде.

Вы должны смириться с возможностью того, что ваши планы закончатся не так, как вы желаете, — говорил Леандро.

Комната Нарцисса стоит запертая, к цепям никто не прикасается.

Мое место займет Гай, — сказал Притч. — Дозвольте ему помочь вам. В тот раз, я хорошо помню, она ничего не ответила ему. Но теперь она должна подпустить его. Должна. Это невыносимо. Человек не может выдержать такое и сохранить рассудок. Пожалуйста, прошу тебя, молю…

Небо начинает светлеть. Белладонна идет к стенному шкафу, достает коричневый пакет, и внутри у нее что-то щелкает. Она закрывает глаза. Она знает, что делать, может справиться с этим на ощупь. Достает изнутри золотой парчовый корсет и обертывает его вокруг талии, шнурует так туго, как способна без посторонней помощи. Расправляет пальцами пару прозрачных шелковых чулок и надевает их, потом натягивает золотистые подвязки. Нашаривает толстый шенилевый халат и накидывает его, потом открывает глаза, отпирает дверь своей комнаты.

Я слышу, как она бежит по коридору, вниз по лестнице, вниз, к Его Светлости.

Стреляй не спеша. Целься в сердце.

Чтобы разбудить его, она стучит по прутьям решетки. Он в испуге вскакивает. Она распахивает халат и скидывает его на пол.

— Смотри на меня, — велит она скрежещущим, еле слышным голосом. — Смотри! Запомни мой облик, негодяй, ибо ты видишь меня в последний раз. Я иду к нему, к твоему презренному сыну; иду, потому что я этого хочу. — Голос ее звенит почти в истерике. — Ты слышишь меня? Я этого хочу, и ничто меня не остановит!

— Кто ты такая? — злобно спрашивает он, пока его глаза с наслаждением блуждают по ее роскошному телу, о котором он мечтал каждую ночь с тех пор, как обстоятельства вынудили его покинуть ее. — Я тебе запрещаю, слышишь?

— Ты не можешь ничего мне запретить, — в ярости восклицает она. — Это я тебе запрещаю. Теперь он принадлежит мне. А у тебя нет ничего. Ты и сам — ничто.